— Платье? — повторил Дебрен.
— Пояс снять невозможно? — удивился Збрхл. — Это что же, застежку у него заело? Что еще за глупости?..
— Платье, — кивнула Петунка. Так решительно, что ее покачнуло. Слегка. Чародей стоял ближе, но именно ротмистр подскочил, чтобы подставить плечо. Она, кажется, даже не заметила. — Надо, говорит, кое-что сделать, могу испачкать или порвать, так что дай самое плохое, какое есть. Ну, я сказала, что для работы лучше портки, что я найду ей какие-нибудь, а она — мол, портки ни в коем случае, нужно именно платье.
— Я же говорил, — похвастался Збрхл. — Бабья суетность. Насколько я понимаю, она хотела, чтобы ты в раж вошел, одежды на ней рвал. Романтичная, но практичная: уж если так, то пусть будет похуже. Говорю тебе, Дебрен: не раздумывай, женись. У нее свои недостатки, но другую такую найти не просто. Только вот не знаю, как ты с одежками из положения выйдешь.
Дебрен смолчал.
— Что она еще говорила, Петунка?
— Я немного выпила, — ответила вроде не в тему трактирщица. — О чем?.. А, ну конечно. О мужиках и детях мы разговаривали.
— Бабы — они и есть бабы, — пожал плечами Збрхл. Дебрен отметил, что это не мешает ему придерживать Петунку за талию. Осматриваться тоже. Другое дело, что в его глазах уже не было прежнего беспокойства. Кажется, он, как и Дебрен, решил, что если грифон не напал до сих пор, то скорее всего уже и не решится. — А поскольку мы не бабы, так, может?..
— А конкретно? — Дебрен смотрел не на него.
— О моем четвертом, — сказала немного тише Петунка. — О том, как меня мужики из Замостков и эти чертовы урсолюды осчастливили.
— Что? — вздрогнул Збрхл. — Что ты несешь?
— А что, разве я не дошла до четвертого? — Водка все еще действовала; ее голос звучал почти нормально, почти беззаботно. — Надо же! Голову бы дала… Они напали на меня, когда я Вацлана в город везла к медику. Кто-то пустил слух, что мальчик крепко грифона покалечил, может, и до смерти. Вот они у тракта засели и меня в наказание всей кучей…
— Мужики? — сквозь зубы процедил Збрхл. — Из Замостков?
— Дурная я, — самокритично отметила Петунка. — С этого начать-то нужно. Потому как и правило трех раз подтвердилось, и второе, которое говорит, что при каждой попытке снять проклятие последствия оказываются все хуже. Мама бесяра наняла, а тут Гвадрик прискакал и мне Вацлана заделал. Я переживала, но не так чтобы уж очень. Я говорю о последствиях, то есть о ребенке. Цедрих бельничан на грифонов повел, трофеев не было; бельничане мне дочку смастерили. Я переживала сильнее, когда она потом умерла. Вацлан пошел на грифона — и опять неожиданная беременность. Если б не выкидыш, то я б еще больше переживала. Потому что родился бы медвежонок. Меня-то и одному из старостовых племянников… наказывать досталось. Он кудлатый был, башка как ведро… Не знаю, как бы я… Наверное, со скалы бы вместе с малышом прыгнула. Как ни говори — а мой ребенок. Получается, что хоть один раз Бог смилостивился. Лучше уж не думать о том, что могло бы случиться, если б вы сейчас Пискляка убили.
Збрхл промолчал. Просто убрал руку с бедра Петунки и взял в ладонь ее маленькие пальцы.
Дебрен повернулся и, бредя по колено в сугробе, подошел к углу дома.
— О чем ты спрашивал?
Он не оглядывался.
— О замостниках. Придут ли, помогут ли грифону.
Он взобрался на поленницу, смахнул снежную шапку с чего-то, что напоминало белый нарост снега, прилипшего к зубчатому хребту частокола.
— Подушка? — недоверчиво спросил Збрхл. Дебрен осмотрелся, соскочил с поленницы, снял с ветки яблоньки покрытую снегом тряпку. Ударом руки вернул ей внешность кафтана с капюшоном. Жесткого, как доска. — Во что она играет, дерьмо и вонь? Петунка, вы, случаем, не пили вдвоем, пока я спал? Что-то я не вижу здесь никакого смысла.
— Петунка. — Дебрен отодвинул Збрхла от трактирщицы, положил руки ей на плечи. — Это важно, постарайся… Она взяла что-нибудь еще? Ты вообще-то дала ей платье или как?
— С болью в сердце. — Она старалась, но получалось у нее не очень. Винокуры из Денгизы знали свое дело. — Я его на тряпки держала. Скверный покрой, коричневое, как монашеский наряд, и молью побитое. Я просила, чтобы она взяла другое, объясняла, что это ей не к лицу… Но разве с такой договоришься? Уперлась, как…
— Она взяла что-нибудь еще? — повторил Дебрен.
— Из одежды? Ну, портянки. Но это еще вчера.
— Портянки с платьями не носят, — похвастался знанием моды Збрхл, отставил топор, наклонился, сунул руку в сугроб.
— Глупый ты, — пожала она плечами. — Она как раз… А впрочем, когда шла спать, о платье разговора не было. Видать, ей Дебрен что-то неприятное об одежде сказал, вот она перед рассветом вскочила и за помощью прибежала. Дрянной вы народ, мужики. Вроде бы смеетесь над бабской суетностью, а стоит одеться неряшливо, так тут же пугалом обзываете.
Збрхл выпрямился. В руке у него был слегка закопченный арбалет. Оружие казалось целым, но от тетивы остались лишь два черных обрывка около канавок дуги.
— Ты уверена? — Дебрен крепче стиснул плечо Петунки. — А башмаки, кожушок, что-нибудь теплое? Из того, в чем она приехала, она сплела веревку. Ты наверняка дала ей что-то еще, кроме платья и портянок.
— Может, я и пьяная, — смело призналась Петунка, — но даже Роволетто не решался поучать меня, когда речь заходила об одежде. Хоть он и был художником.
— Я не о том…
— А она женщина опрятная, — не дала она докончить. — Я сказала — пусть берет что хочет. Она хотела платье, больше ничего. Если ты намекаешь, что потом она втихаря что-то стащила…
Дебрен оставил ее, снова забрался на поленницу. Мгновение спустя он уже был по другую сторону частокола. Пошло легко: сначала подушка защитила его живот от острых концов кольев, потом свисающая из-под нее портянка — от необходимости прыгать свысока.
Именно портянка заинтересовала выглядывающего из-за ограждения Збрхла.
— Кто-то здесь капитулировал, — поднял он белое полотно.
— Кто-то прыгать не мог. И снять не успел, — объяснил Дебрен. Он осмотрел поле боя, усеянное покрытыми снегом трупами. — Из них, кажется, тоже ничего…
Збрхл осторожно перелез через частокол и, не доверяя портянке, спустился по древку алебарды. Древко было длинное, поэтому прыгать пришлось невысоко, но все равно нога не выдержала. Ротмистр свалился в сугроб.
Под остатками крыши, прикрывающей крыльцо, свежего снега почти не было. Дебрен утратил иллюзии. Он по-прежнему стоял, тупо уставившись на оттиски ее ног, когда его охватил приятный запах подогретой женским теплом водки.
