Ознакомительная версия.
Какое-то время Шооран не помнил себя, лишь потом обнаружил, что сидит на том самом месте, где стоял утром, но облака над головой сияют слепящим полуденным светом. Шооран смотрел туда, где прежде простирался далайн. Никакого оройхона там не было: ни суурь-тэсэгов, расположенных через равные промежутки, ни вычерченно-ровных поребриков, а только уродливое нагромождение камня, вспоротого страшной агонией мира. Человек затерялся бы в этом хаосе словно зогг в чешуе парха.
Шооран сидел, ни о чем не думая, ни о чем не беспокоясь. Сидел так впервые за много лет. Он заслужил это право – его труд и труд многих поколений илбэчей – закончен.
В стороне раздались голоса, шум.
Надо же, кто-то еще жив, и в нем осталось достаточно любопытства, чтобы пойти взглянуть на могилу Ёроол-Гуя. Ну что ж, пусть идет.
Шооран не встал с камня, даже не переменил позы, лишь запахнул поплотнее жанч. Пусть пришедшие видят все, что здесь было – больше он прятаться не станет.
Отряд в две дюжины цэрэгов пробирался вдоль перепаханного катаклизмом места. Заметив Шоорана воины быстро перестроились полукругом, выставив нацеленные копья. Шооран глянул в лицо предводителю. Это был Ээтгон. Ну конечно, кто еще мог сохранить хоть какой-то порядок в той круговерти, что бушует сейчас на оройхонах.
– Здравствуй, брат, – сказал Шооран.
– Здравствуй… илбэч, – произнес Ээтгон, чуть помедлив. – Ты все-таки сделал по-своему. А я надеялся, что уговорил тебя тогда.
– Так ты знал?
– Кто мог знать? Я догадывался. Это мог быть ты или дурочка Ай. Больше некому. Вы появлялись, и начинала рождаться земля. Уходили – и возвращалась тишина. Надо быть слепцом, чтобы не заметить этого. Или вы думаете, я не знал, что творится в моей стране? Я давно решил для себя, что илбэч – один из вас.
– Ты прав, это я был илбэчем, – сказал Шооран спокойно. – И что ты намерен предпринять теперь? Прикажешь меня казнить? Казни, мне все равно. Мне безразлично, осталось ли в силе проклятие Многорукого или рассыпалось вместе с ним. Я сделал свое дело, теперь мне безразлично все. Дальше решаешь ты.
– Я еще не знаю, что делать с тобой, – задумчиво произнес Ээтгон, – но отсюда ты пойдешь вместе со мной. Отдай оружие.
Шооран пожал плечами и показал пустые руки.
– Все там, – кивнул он в сторону развалин.
– Тогда идем, – Ээтгон повернулся, уверенный, что Шооран и без принуждения последует за ним.
– Великий Тэнгэр, что это? – воскликнул один из солдат.
Мир озарился всполохами. Небесный туман, всегда спокойный, пришел в движение, заволновался, словно испарения далайна, когда ветром мягмара их заносит в сухие края. Светящиеся разводы заполонили небо, в одну минуту можно было наблюдать желтизну утра, серебро дня и багрец вечера. Краски сливались, перемешиваясь и вновь разъединясь. Отсветы бродили по задранным кверху лицам.
– Смотри!.. – прохрипел Ээтгон. – Что это? Отвечай! Это же твоих рук дело, ты должен знать! Ты знал, да? Отвечай!
Шооран молча покачал головой.
– Если… если что-то случится, – сдавлено произнес Ээтгон, – ты умрешь первый.
– Что-то уже случается.
Небесный туман начал меркнуть. Разводы мутнели, гася друг друга. Но темнее не становилось, откуда-то просачивался другой свет, не слепящий, но позволяющий видеть не хуже, чем днем. Потом над оройхонами прошел порыв ветра, словно на миг вернулся мягмар, и клочья вечного тумана потащило куда-то вбок. Мгновение облачная пелена сопротивлялась, затем небо лопнуло и сквозь рваные дыры проглянуло иное небо, светло-серое, под стать спокойному свету, льющемуся оттуда.
Все головы были задраны в зенит, поэтому бегущего гонца заметили, когда он был совсем рядом.
– Повелитель! – крикнул он, задыхаясь. – Стена Тэнгэра – упала!
Водяная пыль, что в течение последних суток почти непрестанно сыпалась с нового неба, сменилась частыми крупными каплями, и авары закурились влажным паром. Теперь всякому было ясно, что раскаленные прежде камни хотя и медленно, но остывают, и костяная дорога, которую приказал строить Ээтгон, скоро будет не нужна.
Ээтгон, так и не сменивший грубого наряда, в каком ходят по мокрым землям, стоял в клубах густого пара. Струйки воды стекали по коже жанча. Шооран, остающийся в странном положении наполовину пленника, наполовину – опасного божества, стоял позади.
– Во всяком случае, от жажды не умрем, – сказал Ээтгон, сгоняя с лица воду. – Ванны переполнены, скоро придется спускать излишки в ручьи. Бовэры будут довольны.
– У тебя и бовэры остались? – спросил Шооран, вспомнив умершего от голода тезку.
– У меня все осталось.
Что ж, так и поступает рачительный хозяин. Без бовэров худо придется всем, а детей можно нарожать новых.
В тумане обрисовалась приближающаяся фигура.
– Дошли до конца! – раздался голос. – Только там обрыв!
– Не думай, что пойдешь первым, – предупредил Ээтгон. – Только вместе со мной. Я не знаю, что ты там приготовил для нас.
Пропустив вперед троих солдат, он кивнул Шоорану, а затем сам шагнул на костяной мостик.
Настил, скользкий от падающей воды, пружинил под ногами. Местами кость успела обуглиться, там идти было легче, хотя приходилось следить, чтобы подгоревшая опора не обломилась под ногой. Шаг за шагом группа преодолевала прежде недоступное пространство. Через полчаса они выбрались на застеленную площадку, где уже стояло несколько человек.
– Ух ты!.. – выдохнул кто-то из вновь пришедших.
Неизмеримо огромный простор открывался перед ними. Земля простиралась на множество оройхонов. Конец ее терялся в недоступной взгляду дали. Но прямо перед ногами оройхон, на котором они стояли, вертикально обрывался вниз. Глубину провала было невозможно измерить, глаз отказывался оценивать такую высоту. Шооран почувствовал, как его против воли качнуло к обрыву, и поспешил перевести взгляд на более отдаленные предметы. Там росли деревья и причудливо извивался ручей.
Шооран недоуменно потряс головой. Если эти деревья ростом хотя бы в половину взрослого туйвана, то значит ручей расплескался в ширину на двойную дюжину шагов. А длину его не стоило и представлять. Да какой же оройхон вместит подобное! Или это далайн нижнего мира? И вообще, внизу не замечалось никакого порядка, не было ни одного прямого угла, ни единой ровной линии. Все изогнуто, прихотливо, свободно. Вряд ли там есть квадратные оройхоны.
Дождь прекратился, высокое небо недавно потемневшее, вновь посветлело, затем в облаках образовалась прореха, и через нее глянуло третье за последнее время небо: блестящее, чудесно-голубое и чистое, словно лучший жемчуг маминого ожерелья.
Ознакомительная версия.
