— Я тоже ей верю.
Мы подошли к парапету. Источник продолжал безмолвствовать, однако в самом центре водоёма, вяло, будто в нерешительности, начали вспыхивать привычные голубые искры.
— Ты что-то чувствуешь? — спросил я.
— Да... что-то странное... необычное. Знаешь, я всегда считала себя атеисткой, но теперь... Боюсь, всё не так просто.
Мы помолчали, глядя в центр водоёма. Искры вспыхивали всё смелее, Источник после некоторой растерянности возвращался в своё нормальное состояние.
— А ещё я чувствую боль, — вновь заговорила Анхела, не отрывая взгляда от фонтана искр. — Мне больно за маму, за Рикардо, за сестрёнок, за дедушку с бабушкой, за всех, кого я знаю, кто дорог мне... и кого я рано или поздно потеряю. Чем я лучше их? Где же справедливость?
— А кто сказал, что в мире есть справедливость? Есть только закон действия и противодействия, который гласит, что ничего не достаётся задаром, за всё приходится платить. И твоя боль — это часть платы за вечную молодость. А что касается могущества, то оно само по себе проклятье, тяжкая, неблагодарная ноша. Мой брат Шон считает себя слишком умным, чтобы соваться к Источнику. Мне кажется, он поступает мудро.
— Тогда почему ты...
— У меня не было выбора. Я старший сын короля и наследник престола.
— И только поэтому ты был допущен к Источнику?
— Ну, и ещё Хозяйка признала меня достойным. Сопротивление было бессмысленным.
— А ты сопротивлялся?
— Не очень решительно и, скорее, бессознательно. Я требовал, чтобы моим Отворяющим была Монгфинд и только Монгфинд, потому что был безумно влюблён в неё, но она, естественно, и слышать об этом не хотела.
— Почему «естественно»? — удивилась Анхела.
— Гм... Помимо всего прочего, Монгфинд моя родная тётка, младшая сестра моей матери.
— И ты любил её как женщину?
— Увы, да. Это у нас наследственное... В общем, — торопливо продолжал я, — Хозяйка позволила мне прийти к Источнику без Отворяющего. Она сочла меня в достаточной мере ответственным, и моё сопротивление было сломлено... Если это действительно было сопротивление, а не каприз.
— Хозяйка говорила, что у тебя нет связи... с материальным миром. Она сказала, что теперь я буду твоим Отворяющим, а ты — моим.
— Она объяснила, что это значит?
— Нет, — ответила Анхела с немного смущённой улыбкой. — Но я сама догадалась.
Я тоже улыбнулся и спросил:
— Дейдра рассказывала тебе, как появилась на свет?
— Да. Вернее, намекнула. А что?
— Насколько мне известно, с тех пор больше никто не «безобразничал» в Безвременье. Но для нас Хозяйка сделала исключение.
Анхела взяла меня за руку и пристально посмотрела мне в глаза.
— Кевин, я не могу понять твоего отношения к Хозяйке. С одной стороны, ты восхищаешься ею, но с другой... Что она тебе сделала?
Я тяжело вздохнул:
— Этот вопрос гораздо легче задать, чем ответить на него. По большому счёту, её не в чем упрекнуть. Напротив, она, казалось бы, сделала доброе дело, вернула к жизни женщину, которая давно считалась — и была! — мёртвой. Но... Давай не будем об этом. Сейчас не будем.
— Хорошо.
Мы снова умолкли и молчали довольно долго. Обнявшись, мы стояли возле мраморного парапета, а в центре водоёма всё интенсивнее бил фонтан голубых искр. Прежде спокойная гладь заволновалась — казалось, Источник уже торопит нас...
— Кевин, — произнесла Анхела, положив голову мне на плечо. — Боюсь, я не выдержу бессмертия.
— Его никто не выдерживает. Рано ли, поздно ли, все бессмертные умирают.
— Я не о том говорю. Сейчас мне тридцать три года, и я чувствую себя тридцатитрёхлетней. В восемьдесят лет я буду чувствовать себя на все восемьдесят, пусть даже внешне я останусь молодой. А вот твоя сестра Дейдра, которой биологически уже за сорок, не просто выглядит юной девушкой — молодость бьёт из неё ключом, она юна и телом, и духом. Наверное, это у вас в генах. Я же, не старея внешне, быстро состарюсь внутренне.
— Ошибаешься, — сказал я, поглаживая её густые чёрные волосы. — Это не гены, это чисто психологический эффект. Когда человек знает, что впереди у него долгая жизнь, он не спешит стареть — ни телом, ни духом. Ты очень скоро научишься избавляться от лишнего груза прожитых лет, тебе не нужно будет постоянно оглядываться назад, то и дело ворошить прошлое. Ты перестанешь трястись над каждым днём, как бедняк над медным грошом. У тебя будет неограниченный кредит времени, которое ты сможешь тратить по своему усмотрению, не опасаясь банкротства. Пусть это отдаёт эпикурейством, но такова философия долголетия. А жизненный опыт, мудрость... лишь по прискорбному стечению обстоятельств эти понятия отождествляются со старостью.
— Возможно, ты прав, — задумчиво проговорила Анхела. — Ведь действительно: давят не прожитые годы, а скорее, осознание того, что с каждым годом тебе остаётся жить всё меньше и меньше. Но когда пассив превращается в актив... Кевин, я вот о чём подумала...
— Да?
— Пройдут годы, десятилетия, люди вокруг нас состарятся, а мы по-прежнему будем молоды. Ладно, какое-то время нас будут считать моложавыми — а потом?
— Потом мы уйдём, и вместо нас останутся наши дети. Они продолжат начатое нами дело, они доведут его до конца. Когда-нибудь люди станут хозяевами Вселенной. Все люди, всё человечество — а не только жалкая горстка колдунов и ведьм.
— Ты идеалист, Кевин, — сказала Анхела. — Ты мечтатель. Но... Сейчас я согласна с тобой. Полностью согласна.
Нас было трое у бурлящего Источника — я, Анхела и тот, кто ещё не родился, но кому было суждено продолжить наше дело.
Нас было трое, и мы были едины. Мы стояли в начале долгой дороги.
Звёздной дороги человечества.
Февраль — ноябрь 1996 г.,
сентябрь 2004 г.
Helas — «Увы» (фр.).
Merde! — «Дерьмо!» (фр.).
«Вы говорите по-английски?» (англ.).
«Да… Извините, что не говорю по-французски» (англ., фр.).
Mon Dieu! — «Боже мой!» (фр.).
«Такова жизнь, такова история» (фр.).
Уорент-офицер — флотский прапорщик. Не путать с мичманом, который принадлежит к младшему командному составу и сответствует армейскому второму лейтенанту.
Tellus — земной шар (лат.).
