- Спасибо, - монах быстро восстанавливался, тени под глазами начинали понемногу исчезать.
- Так Мали здорова? - с интересом спросил я, надеясь, что хоть беседа с Ольцигом поможет мне отвлечься от жары.
- От красной лихорадки не осталось и следа. Она очень боялась. Признаться, я тоже. Но все получилось, и Эвлорис была в восторге. Она предложила мне на обратном пути вернуться сюда и кое-чему научиться. Представляешь, она научит меня тому, чему учила Харнека!
На моем лице появилась вымученная улыбка: похоже, теперь нахождение в "лагере еретиков" нисколько не смущало монаха Ордена. Честно говоря, от жары я мало, что соображал, но за юношу был чрезмерно рад. Он светился счастьем и оправданным самодовольством. Благодаря его успеху лесные колдуны примут наши условия и помогут войскам союзников, если боевые действия перекинутся в Вару.
- Ты молодчина, dassa, - сказал я, садясь на кровать и потирая руками лоб. Лицо горело, с висков стекали крупные капли пота.
Ольциг вдруг обеспокоенно посмотрел на меня и склонил голову.
- Райдер, у тебя кровь, - нахмурившись, произнес он, указав мне на лицо. Я быстро провел рукой под носом и расплывающимся взглядом увидел, что на ладони осталась алая полоса.
Ольциг поднялся со стула, смотря на меня с нескрываемым беспокойством.
- Что с тобой?
- Не знаю, - качнул головой я.
Новая капля крови упала на руку. Раздался тихий шипящий звук. Я опустил глаза на ладонь и увидел, что от кровавых пятен поднимаются темные облачка дыма.
- Райдер! - воскликнул Ольциг, подбегая ко мне.
Жар стал совершенно невыносимым. Рука монаха легла мне на лоб, и он отдернул ее, словно обжегся.
- Да ты же весь горишь.
Я не соображал, что надо отвечать. Неопределенно качнул головой. Взгляд мутнел с каждой секундой. Казалось, я вот-вот потеряю сознание. Что со мной творится?
Ольциг размял пальцы, занес надо мной руки, напряженно закусив губу.
- Ничего. Сейчас помогу. Сейчас, - затараторил он, закрывая глаза. С его рук сорвалось золотое свечение, и я приготовился к тому, что сейчас жар пройдет и кровь остановится. Однако этого не произошло.
Когда золотое сияние коснулось меня, я не сумел сдержать крик. Казалось, монах буквально выжигает своей магией все мои внутренности. Тело дернулось и упало на пол, извиваясь под этим огнем.
- Нет! - вырвалось у меня. Все мое существо твердило, что это надо прекратить и сейчас же. Руки сжались в кулаки, и в ту же минуту черное облако, неизвестно откуда взявшееся, оттолкнуло Ольцига от меня, швырнув его к самой двери, которая тут же открылась, и Филисити ахнула, поняв, что чуть не зашибла монаха.
- Ольциг, что случилось?
- Я услышал крик, - произнес Роанар, следовавший за девушкой.
Ольциг застонал от боли и поднялся, потирая ушибленный затылок.
- Я пытался ему помочь, но... моя магия вредит ему! - торопливо начал объяснять dassa, со страхом глядя в мою сторону.
Филисити уже не слушала его объяснений. Даже сквозь жар и боль я чувствовал на себе ее взгляд. Она тихо всхлипывала, качая головой и произнося: "нет, не может быть, только не ты". Неужели она знает, что со мной происходит? Все дело в треклятом пойле лесных колдунов?
- Фи... Филисити, - выдавил из себя я. Глаза горели, и, казалось, тоже начинали дымиться. Каждая капля крови шипела, как раскаленная сталь, опущенная в ледяную воду.
Девушка отшатнулась, все еще качая головой, словно не желала признавать, что перед собой видит.
Внезапно Роанар схватил ее за плечи и хорошенько встряхнул, забыв и о приличиях, и о том, какой силой обладает таирская колдунья.
- Что с ним, декс его забери?! - воскликнул он.
Я не услышал ответа Филисити, на какое-то время провалившись в полубред. Все внутри меня горело. В памяти воскресали видения из Лэс-Кэрр-Грошмора, только теперь чье-то заклятие словно выжигало всю мою кровь изнутри. Когда сознание снова прояснилось, я поймал на себе недоверчивый взгляд Ольцига.
- Филисити, вот гореть мне на еретическом костре, если я неправ, но думаю, он не знает, - с уверенностью сказал dassa, напряженно глядя на меня.
- Об этом нельзя не знать! - закричала девушка, всхлипнув, но Ольциг настаивал на своем.
- Послушай, я объясню свои догадки, но сначала помоги ему, - нахмурившись, сказал он, - поверь, у меня есть причины его защищать.
Филисити посмотрела на меня, ее глаза были холодными и чужими.
- Не понимаю, как он сумел обмануть Бетани. Как сумел скрыть это, - процедила она.
- Сможешь задать ему все вопросы, если он будет жив, - строго произнес Роанар, поддерживая монаха.
Колдунья качнула головой.
- Я не имею права. Если остальные узнают, они убьют нас всех.
- Так сделай так, чтобы не узнали! - воскликнул Роанар, - мы все обязаны ему жизнью. И ты тоже.
- Если ты можешь его спасти, я готов рискнуть, - серьезно сказал Ольциг.
Девушка колебалась несколько секунд, не отрывая от меня взгляда и закусывая нижнюю губу. Затем приняла решение и кивнула.
- Положите его на кровать, - скомандовала она, - затем все вон.
- Тебе помочь? - спросил монах, серьезно глядя на колдунью.
- Нет. Я хочу, чтобы в комнате не было никого. Делайте, как говорю, и уходите.
Я снова провалился в забытье. Помню, как меня перетащили на кровать. Я, кажется, пытался сопротивляться. Что-то во мне не хотело никакого вмешательства. Чувствовал над собой свет, изредка выныривая из вездесущего жара, и вновь проваливался туда глубже.
Лицо Филисити расплылось, и вот я уже вижу, как надо мной склонилась Литиция. Ее губы растянуты в легкой улыбке. Она что-то говорит мне, а я отвечаю что-то, но не слышу себя. Слышу, как говорю Виктору Фэллу: "ты убил ее", но на самом деле это говорит лесной дикий пересмешник, и у меня его рыжие глаза. Я пересмешник. Я никогда не стану одним из них...
... одним из кого?
Вижу Лэс-Кэрр-Грошмор, полный людей. Мертвых людей. Они благодарят меня за спасение. Dahare, perrian numjette. И я, кажется, понимаю, что они говорят. Впервые понимаю. Но я не такой! Я никогда не хотел таким быть.
Возражаю им что-то и, наконец, проваливаюсь в холодную густую темноту. Последнее, что я слышу, это плач Филисити надо мной и слова, что я ее предал.
***
Голова была тяжелой, словно туда, пока я спал, залили металл и успели остудить. Глаза болели и с трудом слушались, но я заставил себя поднять веки и с недовольным стоном сел на кровати, приложив руку к тяжелому, словно с похмелья, лбу.
В том, что вчерашнее происшествие было сном, я разубедился сразу. Напротив моей кровати сидела Филисити с ничего не выражающим лицом, а на коленях у нее лежал заряженный арбалет Роанара. Рука девушки замерла на спусковом крючке. Левая ладонь была перевязана светлым лоскутом ткани, на котором запеклась кровь.
