Ознакомительная версия.
И Бальза, поднявшись, первым вышел из комнаты.
Фелиция последний раз посмотрела на клочок нотной бумаги и бросила его в камин.
Невероятно, что кто-то мог говорить с Вольфгером… Сколько лет мэтр кадаверциан был мертв, и вот теперь мормоликае казалось, будто она вновь слышит его голос.
– Вольфгера убили не мы, – сказала Леди, и Себастьян замер за ее спиной, понимая, что сейчас она говорит не сама с собой. Ей был нужен собеседник, вернее внимательный слушатель.
Мажордом подошел, оперся о спинку ее кресла. Гречанка взглянула снизу вверх на его красивое лицо, освещенное пламенем камина.
– Вольфгера убил Основатель. Никто из нас не знал, что именно в мэтре кадаверциан был скрыт его дух… кроме него самого. – Она снова отвернулась к огню и продолжила тихо: – Я не знаю, как многие века ему удавалось бороться с этим… проклятием. Но никто ни о чем не догадывался. А потом Вольфгер начал меняться. Он вел себя так, словно у него возник какой-то план… Спрашивал, не надоело ли мне жить под постоянной властью незримых тюремщиков…
Мормоликая закрыла глаза и ярко увидела перед собой кадаверциана. Его лицо, на котором надменность могла мгновенно смениться искренним дружелюбием, а высокомерное равнодушие превратиться в участливое внимание. Было в нем нечто бесконечно привлекательное и отталкивающее одновременно.
Были времена, когда Вольфгера принимали за гиперборейца, затем за левита, потом за валашца, а после этого долгое время его считали французом.
Она снова услышала голос, звучащий с едва заметным акцентом:
– Фелиция, скажи мне. Ты счастлива?
Она смотрела на мэтра кадаверциан с бесконечным удивлением. А он расхаживал по ее маленькому уютному зимнему саду, с явным удовольствием прислушиваясь к плеску фонтана.
– Что за странный вопрос?
– Абсолютно закономерный. – Он сел на бортик бассейна, пристально глядя на нее. – Ты не чувствуешь, что с каждым годом здесь становится все труднее дышать?
– Вольфгер, я не очень хорошо понимаю тебя сегодня.
– Хорошо, скажу прямо. Этот мир становится слишком тесным. – Он выгреб из кармана горсть крошек и бросил их в воду. Золотистые карпы тут же набросились на угощение. – Слишком знакомым. Скучным.
– Даже если это так… – Фелиция села рядом с ним. – Мы ничего не можем с этим сделать.
– Помнишь времена, когда мы были настоящими богами? Когда от нас зависело все.
– От нас и сейчас зависит очень многое.
– Это неправда, – небрежно отмахнулся он, – и ты сама понимаешь это. Мы утешаем себя подобными словами. «Мы влияем на людей. Решения, которые они принимают, выгодны нам». А на самом деле… Зачем тебе вечная жизнь, если ты вынуждена проводить ее, постоянно скрываясь.
– Прошлого не вернуть.
– Фелиция, ты умная женщина. А говоришь банальности. Все возвращается. Тебе ли не знать. Форма может быть измененной, а суть одна.
– Вольфгер, чего ты хочешь?
– Вернуть прошлое, – улыбнулся он. – Я знаю, как сделать нас по-настоящему свободными.
– И как же?
– Еще не время говорить об этом. Но ты узнаешь об этом первой.
Он поцеловал ее в лоб, как младшую сестру, поднялся и вышел из сада…
Фелиция открыла глаза, все еще чувствуя это призрачное прикосновение губ к своей коже. Взглянула на Себастьяна, по-прежнему стоящего рядом.
– Тогда я не поняла, о чем он говорит. И тем более не поняла, что это говорит даже не он. А Основатель в нем. Вольфгер перестал ему сопротивляться.
Мормоликая протянула руки к огню, пытаясь согреть их.
– Мы пытались остановить мэтра. Не убить. Но он бежал, и Основатель уничтожил его, когда понял, что может снова оказаться в наших руках. Почувствовал, что защита в лице Вольфгера стала слишком ненадежна… Древний артефакт, в незапамятные времена созданный леарджини, – ледяная клетка, в которую была вплетена часть магии ревенанта и нософороса, надежно сдерживала главу некромантов.
Он казался спящим. Ничего не чувствующим. И Фелиция была рада, что старый друг ничего не знает о том, что она имела отношение к его пленению.
– Клетка могла сдерживать его бесконечно долго. Но не сдержала. Я не знаю, как Вольфгеру удалось ускользнуть. …И когда нософорос нашел кадаверциана, он был уже мертв, – тихо сказала она Себастьяну. – Основатель предпочел убить его…
Мажордом не ответил и лишь крепко сжал ее руку, как всегда выражая сочувствие и понимание.
– Фелиция… – В комнату без стука вошел Рамон. Он выглядел уставшим и не вполне довольным своими усилиями. – Я сделал все, что смог. Пойди взгляни.
– Да. Конечно.
Леди взяла холщовую сумку, лежащую на соседнем кресле, и спустилась в нижний зал. Здесь ярко горели факелы, освещая огромное мрачное помещение с высоким арочным потолком.
По каменному полу, замыкаясь в круг, тянулась широкая зеркальная полоса. Вдоль внешней части окружности на равном расстоянии друг от друга были расставлены чаши для крови – необходимые детали проведения опасного ритуала. Рядом с несколькими из них стояли черные металлические треножники.
– Здесь будут лежать реликвии кланов, – уточнил Рамон, видя, что Фелиция внимательно разглядывает их.
– Миклош заявил, что явится со своим ножом непосредственно перед ритуалом… – продолжил негоциант. – Опасается, что его украдут. – Рамон усмехнулся. – Остальные, думаю, поступят так же. Я постарался воссоздать пирамиду Лугата.
Он кивнул на хрустальную фигуру. Шар на ее вершине испускал яркое белое свечение.
– Ты отлично поработал, – сказала Фелиция и увидела, что Рамону приятна ее похвала. – Что сказал Иноканоан?
– Они выбросят Основателя в Большой круг, как только мы будем готовы к этому.
Негоциант усмехнулся, вспомнив еще что-то:
– Франциск Кадаверциан полтора часа втолковывал мне все тонкости проведения ритуала. Теперь твоя очередь почтительно внимать ему.
– Значит, все готово? – тихо спросила мормоликая, глядя на полосы света, исходящие от сферы на вершине пирамиды Лугата.
– Да. И в скором времени мы наконец избавимся от Основателя…
Реализм как метод абсолютно несостоятелен, и в этом смысле двух вещей следует избегать художнику – современности формы и современности содержания.[47]
Всегда приятно не прийти туда, где тебя ждут.[48]
Дарэл Даханавар
– Предатель!! Благородный, добродетельный Кристоф?! Он подло предал меня! Бросил в мир лигаментиа! И это после всего, что я для него сделал!..
Злобные эмоции Основателя, непрерывно вскипающие в моей душе, начинали раздражать. Он был в ярости. В бешенстве. И больше всего Атума возмущало не пребывание в мире Иноканоана, а «измена» кадаверциана, которого он уже давно начал считать своей собственностью.
Ознакомительная версия.
