— Смотри, еще один!
Бледный сгусток тумана словно в тревоге подлетел к ним, но тут же растворился в воздухе снова.
— Это не он? — спросила Йяда.
— Думаю, нет: этот был таким же, как и первый. Пошли дальше.
Пробираясь по снегу, завалившему узкий дворик, Ингри пробормотал:
— Я явился слишком поздно. Нужно было приехать сюда раньше.
Йяда крепче стиснула его руку.
— Перестань! Ты не знал. А даже если бы знал, ты тогда еще не обрел необходимой силы.
— Но меня угнетает мысль, что было время, когда можно было его спасти, и оно протекло у меня между пальцами. Уж не знаю, кого в этом винить: себя самого, моего дядю, храм или богов…
— Тогда не вини никого. Мои родители оба умерли, когда их время еще не пришло. Да, они отправились каждый к своему богу, что послужило мне некоторым утешением, но… недостаточным. Достаточного утешения никогда не бывает. Смерть — это не испытание, которому подвергается человек, так что не нужно себя упрекать.
Ингри, в свою очередь, сжал руку Йяды и наклонился, чтобы в лунном свете поцеловать ее волосы.
Они поднялись по лестнице на стену и добрались до самой верхней точки укреплений; там они остановились, глядя на крутые берега Бирчбека. Вода быстрого потока переливалась, как черный шелк, между блестевшими стальным блеском ледяными закраинами. Снег на склонах казался голубым в свете низко стоящей луны; черные ветви деревьев на его фоне выделялись, словно рисунок углем. Лишь кое-где чернела густая хвоя елей, а в ущельях таинственно шептались падубы. Голые стволы берез сливались со снегом, обманывая глаз.
Ингри и Йяда постояли, оглядывая окрестности; скоро Йяда начала ежиться, несмотря на теплую одежду, и Ингри обнял ее, чтобы согреть. Она благодарно улыбнулась ему. «Я согреваю тебя так же, как ты — меня, любимая».
На этот раз Ингри заметил призрака раньше Йяды, хотя она сразу же почувствовала, как он напрягся, и проследила за его взглядом. В нескольких шагах от них в воздухе плавала фигура, словно облако тумана в лунном свете. Этот призрак был более плотным и высоким, чем виденные ими раньше. Внутри напоминающей человека тени виднелась другая, похожая на клуб дыма в тумане.
Руки Ингри судорожно сжались вокруг Йяды, потом он выпустил жену и подтолкнул к лестнице.
— Приведи просвещенного Льюко, скорее!
Йяда кивнула и убежала.
Ингри стоял молча и неподвижно, едва осмеливаясь дышать: туманный образ мог исчезнуть, как исчезли призраки, встреченные ими ранее. У фигуры, казалось, были голова и ноги, но различить лица Ингри не мог. Его воображение пыталось наделить призрак чертами отца, но тут Ингри с печалью обнаружил, что не может с точностью вспомнить, как выглядел лорд Ингалеф. Внешность отца никогда не имела для Ингри такого уж значения: достаточно было его надежного присутствия и теплоты, его раскатистого голоса, рокочущего в груди, к которой прижималось детское ухо…
Иллюзия безопасности… «Я мог бы и сам уже стать отцом, но дать абсолютной безопасности я не могу. Это всегда бывает иллюзией. Простят ли меня мои дети, когда узнают об этом?»
Скрип снега под бегущими ногами и тяжелое дыхание сообщили Ингри о приближении Йяды с Льюко, торопливо поднимавшихся по крутой лестнице. Льюко помедлил, добравшись до площадки, и вгляделся в смутный образ.
— Ингри, это?..
— Я… — начал отвечать Ингри. Он хотел сказать: «Да, я думаю, это он», но вместо этого выдохнул: — Да, это он, я уверен. Просвещенный, что мне делать? Я хотел бы задать тысячу вопросов, но у него нет рта. Не думаю, что он способен говорить. Я даже не знаю, слышит ли он меня.
— Пожалуй, вы правы. Время для вопросов и ответов давно миновало. Вы можете только очистить эту душу и отпустить. Так ведь и должен поступить шаман, по-моему.
— А когда я очищу и отпущу его, заберет ли Отец Зимы его душу? Или она безнадежно отлучена от богов? Неужели нет никаких обрядов, которые могли бы помочь?
— Все погребальные обряды давно совершены, Ингри. Вы можете сделать только то, что можете: очистить его душу. Я могу молиться. Однако если времени прошло слишком много, от души вашего отца могло остаться недостаточно, чтобы она могла обратиться к богу, а тогда даже бог будет бессилен. Возможно, вы сумеете только освободить вашего отца из плена.
— Ради исчезновения…
— Да.
— Как Хорсривера. — Ненависть, которую Хорсривер питал к невозвратимому времени, стала теперь Ингри более понятна.
— Более или менее.
— Какая от меня польза, если я могу отправить души четырех тысяч незнакомцев к их богам, но ничем не могу помочь четыре тысячи первому, который значит для меня так много?
— Я не знаю.
— И это суть всей мудрости храма?
— Такова суть моей мудрости, и такова вся известная мне истина.
Так не была ли мудрость храма, как и безопасность отцовских объятий, иллюзией? И так было всегда? «Разве я предпочел бы, чтобы Льюко солгал мне в утешение?» Ингри не мог вернуться сквозь завесу времени и опыта к детскому восприятию, да и не был уверен, что захотел бы, даже если бы мог. Йяда подошла к нему и положила руку на плечо, утешая своей близостью, раз уж Ингри отказано в утешении благополучным разрешением его проблемы. Он мгновение наслаждался исходящим от нее теплом, потом отстранил ее и сделал шаг вперед.
Из кошеля на поясе Ингри достал острый новый нож, специально купленный в Истхоме. Тонкое лезвие отразило лунный диск… Йяда одновременное Ингри стиснула зубы, когда нож вонзился в его правый указательный палец. Ингри выдавил каплю крови и протянул руку к туманной фигуре.
Кровь пролилась сквозь нее на утоптанный снег, разбрызгавшись маленькими черными каплями.
Судорожно втянув воздух, Ингри крепче сжал нож. Льюко едва успел удержать его от попытки вонзить клинок в руку глубже.
— Нет, Ингри, — прошептал священнослужитель, — если капля крови не принесла благословения, не принесет его и ведро.
Ингри медленно выдохнул воздух и, как только Льюко выпустил его руку, спрятал нож в кошель. Какая бы часть королевской ауры еще ни оставалась у него, над этой душой она, похоже, власти не имела. «Но я должен был попробовать».
Ингри в последний раз бросил долгий взгляд на призрака, гадая, что сказать. «В добрый путь» показалось бы издевкой. «Покойся с миром» — пожалуй, немного лучше… Ингри нерешительно облизнул губы в морозном искрящемся воздухе.
— Что бы ты ни собирался совершить, начатое тобой закончено, и закончено хорошо. Принесенная тобой жертва была не напрасной. — Ингри подумал, не сказать ли «Я тебя прощаю», но решил этого не говорить — было бы напыщенно, глупо и не к месту… Через несколько мгновений он просто добавил: — Я люблю тебя, отец. — И закончил колдовским голосом: —Выйди!
