"Забыл? Растерялся? Думает о другом?"
– Дженевра, – между тем, продолжил Виктор. – Ты могла бы…?
"Интонация…" – Кайданову решительно не понравилась интонация, с которой обращался к своим людям Виктор. Он…
"Он перед ними извиняется?"
– Хотите показать им Исток? – спросила, поднимаясь со стула, Дженевра. Голос ее звучал ровно, но женщина очевидным образом была неспокойна. Она даже побледнела, чего Кайданов от этой беспощадной охотницы ожидал менее всего.
– Считаешь, не надо? – Виктор взял со стола бокал и одним глотком выпил остававшийся в нем коньяк.
– Наверное, вы правы, – кивнула Дженевра. – Они должны знать.
"Да, что же это такое?! О чем они?"
– Так страшно? – спросила Лиса, явно машинально доставая из воздуха очередную свою бредовую сигарету.
– Поймешь, когда увидишь, – пожала плечами Дженевра. – Другой вопрос, захочешь ли придти туда снова? Я согласна.
– Персиваль? – Спросил Виктор.
– Я остаюсь на хозяйстве, – холодно улыбнулся в ответ Персиваль, но глаза…
"Глаза не лгут, – отметил Кайданов. – Поэтому я ношу очки".
– Спасибо.
– Не за что.
– Есть за что, – Виктор оглядел зал кофейни и остановил взгляд на широком простенке между двумя окнами. – Как считаешь, Дженевра?
– Минуту! – Ответила женщина и медленно подошла к простенку. Она ничего не стала делать, а просто стояла почти вплотную к стене и молчала. Минуту, две, три…
Молчали и все остальные. Вероятно, у каждого имелась на то своя веская причина, но Герман молчал, потому что просто не знал, что сказать. Не то, чтобы у него не было вопросов, но все они казались ему неуместными сейчас. И комментировать было нечего, потому что, на самом деле, ровным счетом ничего не происходило. Или, вернее, происходило, но вот говорить об этом явно не следовало. Герман даже Рэйчел ничего не сказал, только взглянул коротко в глаза и улыбнулся, хотя простое это движение неожиданно потребовало от него такого большого усилия, как если бы прыгал через пропасть.
"Вот ведь…"
– Да, – внезапно сказала Дженевра, отступая на шаг назад. – Пожалуй… Откроете сами или…?
– Или, – сразу же откликнулся, подходя, к Дженевре Виктор. – Ты же знаешь, в этом деле лучшие ты и Марий. А мы с Парсевалем будем держать края.
– Тогда, пошли, – коротко бросила Дженевра и в тот же момент "вспыхнула". Ее аура оказалась сейчас настолько яркой, что буквально ослепила Кайданова, но если он чему в жизни и научился, так это терпеть боль.
А между тем на белой оштукатуренной стене внезапно и совершенно бесшумно возникла вертикальная огненная линия.
Кто-то вскрикнул – "Кто?" – но, по-видимому, не от неожиданности, а от боли. Ведь никому из них еще не приходилось находиться так близко от работающего в полную силу мага, обладающего даром невероятной мощи. И ведь "работала" уже не одна только Дженевра. Всего в двух метрах от нее загорелся уже мощный "факел" Персиваля, а в следующее мгновение воздух вокруг них сгустился и затрепетал, и Кайданов понял, что в дело вступил Виктор. Впрочем, Герман чувствовал лишь отголоски его волшбы. Виктор колдовал так, что если бы Кайданов не знал об этом заранее, так бы и не понял.
"Но ведь мы в Городе!" – Однако это была последняя и не самая важная мысль. Потому что в следующее мгновение прямо в стене открылся круглый проход, за которым Кайданов увидел золотую – во всяком случае, так ему показалось – дорогу, больше похожую, впрочем, на узкий слабо светящийся мост без перил, уходящий в неведомую, вот уж, во истину, туманную даль.
– За мной! – Резко скомандовала Дженевра и шагнула вперед.
"Таким голосом на копья ведут…" – Мысль была настолько быстрой, а новые впечатления настолько яркими, что занятый ими Кайданов даже не подумал, откуда она вдруг взялась, и почему вместо вполне реальных пулеметов, подумал он именно о копьях, уже лет триста, как совершенно неактуальных для его мира.
– Я последний, – так же коротко, но совершенно с другой интонацией бросил Виктор.
– Я иду, – и Лиса шагнула вслед за Дженеврой.
"Ну кто бы сомневался", – Кайданов взял Рэйчел за руку и они пошли за вошедшим в портал сразу за Лисой Монголом. За ними, судя по дыханию, шел Наблюдатель, а замыкал группу, разумеется, Виктор.
Едва ступив на "мост", Герман понял, что идти по нему можно только по одному. Золотая лента, разматывавшаяся в неверную скрытую туманом даль, для прогулок под руку была, пожалуй, узковата. Поэтому он стразу пропустил Рэйчел вперед, и в следующее мгновение осознал наконец то, что уже пару секунд сообщали ему все его органы чувств, считая, разумеется, и те, для которых умники из Бюро Документации так и не удосужились подобрать приемлемых названий. Полотно дороги – или это все-таки был мост? – было нематериально. Во всяком случае, ощущение было такое, что идешь по чуть пружинящей под ногами, тонкой, как шелк, или, вернее, как водяная пленка, и такой же полупрозрачной ленте, словно сотканной из золотистых лучей света. А внизу, под ногами, и наверху, над головой, колышутся пологие волны тумана, окрашенные в палевые с нежным жемчужным сиянием цвета, скрывающие от глаз две угадываемые одной лишь душой бесконечности, между которыми и протянулась их "золотая" тропа. И все. Ни тепла, ни холода, ни дуновения ветра, ни звука. Впрочем, нет. На пределе слышимости – не ушами, а скорее, сердцем – угадывался какой-то легкий, едва различимый звон, как от мириад серебряных колокольчиков, раскачивавшихся в невообразимой дали.
Шли молча и осторожно, хотя, судя по всему, если идти так, как они, цепочкой, один за другим, то никакой опасности дорога не представляла. Не бревно мокрое и не натянутый над площадью канат.
"Метра, пожалуй, полтора…"
Однако ощущение бездонной пропасти под ногами к самонадеянности и браваде не располагало. К оптимизму, впрочем, тоже. Однако заботило теперь Кайданова другое. "Мост" казался бесконечным, и, следовательно, был, как минимум, очень длинным. А значит, и идти по нему им предстояло долго. А насколько хватит сил и выдержки у Рэйчел, Герман не знал.
– Это недолго, – как будто угадав его мысли, сказал откуда-то сзади Виктор. – Это только видимость. Скоро придем.
Слова были ободряющими, но вот интонация…
"Чего он боится? Или это все-таки не страх, а что-то другое?"
Кайданов отвлекся на мгновение, занятый мыслями о том, что же такое их ждет там, впереди, что все, кто здесь уже побывал, испытывают по отношению этого нечто, если и не страх, то какие-то другие, но явно негативные чувства; отвлекся и пропустил момент, когда дымка рассеялась, или просто исчезла, и перед глазами открылась странная картина, моментально превратившая поселившуюся в сердце тревогу, в ноющую, как не зажившая рана, тоску. Зрелище, и в самом деле, было тоскливое. Сверху низкое холодное небо без солнца и звезд, внизу голые серые скалы, и огромное черное пятно с крошечным мазком зелени посередине. А мост теперь походил на сегмент исполинской дуги, плавно, с очень малым углом склонения опускавшейся с километровой, надо полагать, высоты к тому самому пятнышку зелени, за который сразу же цеплялся взгляд на фоне унылой серости скал и устрашающей черноты похожего на чернильную кляксу пятна.
