Глеб в смятении посмотрел на Дашу и тут же отвел взгляд.
— Пожалуй, — буркнул он в трубку. — Говори, куда ехать.
Родригес продиктовал адрес, затем предложил, перейдя на испанский:
— Почему бы нам не сразиться один на один, сэр Майкл? К чему напрасные жертвы?
— Дон Хуан, я готов прослезиться, — по-испански ответил Глеб.
— То есть вы отказываетесь, мистер Мангуст?
— Я не верю вашему слову, сеньор Змей. Но я согласен.
— Вот и отлично! — Родригес вновь перешел на русский. — Мы с тобой сшибемся, а наши дамы за нас поболеют. Кто победит, получит весь гарем, — испанец хохотнул, — и Дашу Лосеву в придачу. Поди плохо?
Глеб вздохнул.
— Змеев губит непомерный аппетит. До завтра, болтун.
— Э-э, погоди! — остановил его испанец. — Тебе, случаем, не известно, куда подевался этот недоносок Мак-Грегор? Его будто корова языком слизнула.
— Да ну? — усмехнулся Глеб. — Эка жалость!
Родригес процедил сквозь зубы:
— Думаю, ты вряд ли стал бы его прятать. Все равно ведь я его потом разыщу.
— Для тебя никакого „потом“ не будет, — пообещал Глеб. — До завтра, сладкоречивый.
Положив телефон на холодильник, он чмокнул Дашу в нос и направился к шкафу.
— Почему ты не сказал ему, что знаешь, что он не Змей? — спросила Даша.
Глеб обернулся:
— Зачем? Пусть Змея до последнего момента думает, что не раскрыта. Хоть не сбежит.
— По-твоему, она завтра явится?
— Уверен. — Глеб открыл дверцу шкафа. — Они навалятся на меня скопом.
Сверкнув глазами, Даша вздернула подбородок.
— Я еду с тобой! Мы все едем с тобой!
Поставив ногу в шкаф, Глеб кивнул:
— Да, родная.
Дашины брови от удивления взлетели вверх.
— Ты согласен? И даже не вредничаешь?
Глеб грустно улыбнулся:
— Родригес почти убедил меня, что это правильное решение.
Даша просияла.
— Тогда я звоню ребятам и договариваюсь, ладно?
— Да, мы выезжаем в десять утра, — сказал Глеб и скрылся в шкафу.
Даша немедленно позвонила Стасу.
— В десять утра выезжаем, — выпалила она.
— Нет проблем, — отозвался рыжий. — За Ильей и Такэру я заеду. Где встречаемся?
— У нашего дома.
— Замётано. Глеб не возникает?
— Он согласен. Но аппаратура — наш секрет. Кстати, с ней все в порядке?
— Даш, сколько можно? Я ж сказал: не волнуйся…
— Ну да, не волнуйся! А подключаться куда?
Стас глубоко вздохнул.
— Даш, я не такой тупица, каким кажусь. Усилители я одолжил вместе с „фольксвагеном“, в нем генератор. Час назад мы с Такэру все проверили, и он присобачил там какую-то японскую хреновину… Короче, звучок получился такой, что жильцы милицию вызвали. Ей-богу, Даш… не дергайся: все будет тип-топ. Лишь бы это вообще сработало.
Даша сглотнула ком в горле.
— Рыжуха, я тебя целую. До завтра.
Она дала отбой и, отложив телефон, принялась в задумчивости мерить шагами кухню. И по всем направлениям, как ни крути, у нее получалось два с половиной шага.
Над белым особняком синело небо и светило солнце. Вокруг особняка зеленел газон и пестрели цветочные клумбы. Графиня, одетая в ситцевый сарафан, в гневе сверкала глазами, и сдвинутая набок панама сидела на ней „а-ля чёрт возьми“. Глеб едва сдерживал смех.
— Можете сердиться, Глеб Михайлович, можете обижаться! Но я высказала вам все, что на душе! — В такт своим словам графиня взмахивала тяпкой. — Лишь из обрывков разговоров ваших друзей я узнала…
— А вот подслушивать нехорошо, — ввернул Глеб. — Вам это вовсе не к лицу, графиня.
Щеки Натальи Дмитриевны вспыхнули.
— Немедленно скажите „ластик“! — потребовала она.
— Что-о? — расплылся в улыбке Глеб.
— Это значит, — нахмурила брови графиня, — что вы стираете вашу хамскую реплику о моем подслушивании!
— Что это значит, я понял, — продолжал улыбаться Глеб. — Но кто научил вас пользоваться ластиком?
Графиня малость поостыла.
— Такэру. А что? Очень милый, воспитанный юноша…
— Ластик, Наталья Дмитриевна! — Глеб приложил руку к сердцу.
Рукояткой тяпки графиня поправила на голове панаму.
— Все равно мириться с вами я не собираюсь! — заявила она решительно. — Вам грозит опасность…
— Ничего мне не грозит.
— Тем более, голубчик! Дайте мне в этом удостовериться — и мы поедем чаи распивать! А, Глеб Михайлович?! Что вы на это возразите?! В том-то и дело, что возразить вам нечего! А по-моему, голубчик, если вы отказываетесь от моей помощи, значит, другом своим меня не считаете! А если я вам не друг, то я немедленно съезжаю с этой галактики и отправляюсь к себе в Мытищи!.. В чем дело?! Что я сказала смешного?! Если вы не прекратите скалить зубы…
Глеб расхохотался.
— Всё, графиня, сдаюсь! — Он поднял руки вверх. — На всё согласен, только не съезжайте с этой галактики. Вам никогда, Наталья Дмитриевна… слышите, никогда не удастся со мной поссориться.
Графиня взглянула на него недоверчиво:
— Что значит сдаетесь? Что значит на всё согласны?
Отсмеявшись, Глеб вздохнул:
— Я принимаю вашу помощь. Завтра у нас битва с организованной нечистью. Выезжаем в десять утра.
Опустив на траву тяпку, графиня подошла к нему и троекратно расцеловала.
— Вот это правильно. Вот это по-нашему. Давно бы так.
— Прямо как дети малые, — проворчал Глеб, — что вы, что Дашка. Будто на пикник собираетесь.
Сдвинув панаму на затылок, графиня усмехнулась:
— Дурак.
Брови Глеба поползли вверх.
— А этому кто вас научил?
— Это слово, Глеб Михайлович, я с молоком матери всосала. И смею вам заметить, иной раз оно… метко вас характеризует.
— Вам виднее, — улыбнулся Глеб. — Ладно, графиня, пойду.
Наталья Дмитриевна его перекрестила.
— С Богом, друг мой. До завтра.
Сопровождаемый птичьим щебетом, Глеб пересек цветущий луг, вошел в темнеющую в холме пещерку и, миновав шкаф с Дашиными платьями, очутился в своей квартире.
Даша говорила с кем-то по телефону.
— А вот и он, — сообщила она при виде Глеба и, передавая ему трубку, шепнула: — Второй раз звонит.
Из трубки донесся вкрадчивый голос Доки.
— Привет, Француз! Как жизнь молодая?
— Игнат? — удивился Глеб. — Чем обязан?
— Слыхал я, ты на дачу к Митьке Грачу собираешься.
Прижав ухо к трубке, Даша слушала разговор. Она бросила на Глеба изумленный взгляд.
— А ты откуда знаешь? — еще более изумился Глеб.
— Сорока на хвосте принесла. У меня к тебе просьбочка, Француз…
