Внезапно бульдозер нырнул вниз и зарылся отвалом в грунт: на том месте, где только что была ровная дорожка, земля ушла из-под гусениц.
– Перевернешься! Перевернешься! Стой! – заорал бригадир.
Вряд ли Вероника его услышала. На ее спокойном лице на секунду мелькнула растерянность, но она остановила машину, нагнувшуюся носом вперед, и подняла отвал. Щебенка шевелилась, как будто под землей шел огромный червь. Бульдозер качнуло, словно на волнах, потом еще, и еще. Вероника, подняв отвал выше, снова двинулась вперед, очень медленно и осторожно.
Нет, этого железного монстра Долине не проглотить. Земля колыхалась, и Илья чувствовал, что сам еле стоит на ногах. Бульдозер раскачивался из стороны в сторону, каждую секунду рискуя опрокинуться, но ехал. На лице Вероники не было страха, она как должное принимала волны, шатающие машину, как будто ждала чего-то подобного.
До отвала осталось не больше пяти метров. Под ногами чавкала мокрая глина – Долина постелила ему под ноги самую мягкую подстилку, какую только имела.
Илья шагнул вперед, скорей от волнения, чем с далеко идущими планами. Груда скрежещущего металла опрокинет избушку, как сапог спичечный домик. Когда бульдозер на него направлял Стас, он чувствовал себя хрупким щитом, за которым избушке ничего не угрожает. Теперь все было наоборот. Илья не чувствовал страха, напротив, что-то вроде эйфории охватило его, он неожиданно почувствовал себя всесильным. Бульдозер не пройдет, Илья его остановит. Потому что не может не остановить. Потому что нельзя представить, как стены рухнут под напором могучего отвала. Он остановит бульдозер, и будет держать до тех пор, пока не подоспеет подмога, сколько бы времени для этого не потребовалось. Не так уж это и сложно, оказывается…
Три метра. Илья размахнулся и метнул пилу в лицо Веронике. Стекло треснуло, по нему во все стороны побежали белые лучики. «Штиль» сполз на правую гусеницу и покатился по волнующейся земле.
– Стой! Стой! – заорал бригадир, – останови машину! Мы его возьмем! Без пилы мы его возьмем!
Вероника не услышала его криков. Под ногами у Ильи прошла судорога – земля дрожала и сопротивлялась. Теперь у него свободны руки… Два метра. Он не даст бульдозеру разрушить ее. Он никому не позволит причинить ей вред. Илья скрипнул зубами и вскинул голову. Лица Вероники видно не было, мешали белые трещины в стекле – рычащая машина окончательно стала безликой. В отвале он увидел свое мутное отражение, и на миг показалось, что ему в глаза смотрит Безымень…
Илью качнула прокатившаяся по земле волна, так что он чуть не потерял равновесие. Отвал взметнулся вверх, поднятый земляной волной, а потом сразу ухнул вниз, прямо перед лицом Ильи. Илья уперся руками в гладкий матовый металл и толкнул бульдозер назад. Гусеницы действительно забуксовали на месте, или ему это только показалось? Он навалился на машину всем весом, упираясь ногами в шевелящуюся, чавкающую землю. Ну же! Остановись! Остановись!
Он был уверен, что держит его. Время замерло. Сколько потребовалось бульдозеру, чтобы сдвинуть его на шаг назад? Секунда или час? Навалиться еще сильней… Шагнуть вперед… Нет, шагнуть вперед не получается…
Земля взметнулась под ногами и отбросила его в сторону, не давая отвалу прижать его к бревнам – Долина не хотела его смерти. Илья опрокинулся в вязкую глину, перемешанную со щебенкой, в полуметре от стены, и прокатился вперед, навстречу бульдозеру. Над головой мелькнул отвал, он попытался ухватиться за него руками, чтобы задержать груду железа, которая лавиной катилась на избушку. Отвал вырвался из рук, и в полуметре от лица Илья увидел колесо, вращающее гусеницы. Трак с высоким гребнем, крошащий щебень, навалился ему на колени, и оттолкнулся от его ног, двигая машину вперед.
Отвал уперся в угол избушки, и бульдозер замедлил ход, встретив сопротивление. Илья вцепился руками в шевелящуюся гусеницу, приподнимаясь и ломая ногти, но бульдозер взревел громче и пошел, подминая под себя обе стены.
– Нет! Нет! – закричал Илья, хватаясь за ускользающие гребни траков, – Не надо! Не надо!
Нестерпимая боль задушила его крик, ему показалось, что бревна избушки – его собственные кости, которые хрустят и разламываются под чудовищным весом железной машины. Как сухие ветки…
Пошатнувшаяся крыша медленно сползла на кабину бульдозера, бревна трещали, стучали друг об друга, вскидывались вверх, и беспомощно падали обратно, как руки умирающего, молящего о пощаде, и катились впереди отвала, превращающего избушку в груду обломков. Колесо прокатилось по его ногам, поднимая вверх трак, лежащий на коленях, и Илья из последних сил вцепился в гусеницу кровоточащими ногтями. Бульдозер протащил его за собой и снова остановился, встретив на пути препятствие. Илье решил было что это его руки остановили его движение. Крыша сползла с кабины в стороны, рассыпаясь на легкие обломки. Бульдозер прибавил газ и с рыком двинулся вперед, волоча за собой Илью и круша кирпичную печь. Печь рухнула разом, как падают взорванные дома. И, словно от взрыва, ввысь метнулся черный дым, свернулся грибом и пополз в разные стороны. Печная зола, поднятая вверх, закружилась в воздухе. Серый снег. Илья разжал пальцы, хватающиеся за гусеницу, и опрокинулся на землю, уставившись в небо. Серый снег. Сухие снежинки опускались на лицо. Пепел. Прах. Такую боль невозможно пережить. Илья обхватил голову руками и закричал, хрипло и страшно.
Мишка оттащил рычащего и рвущегося из рук Сережку к старику, к которому они ходили мыться. Дед согласился присмотреть за мальчишкой, но Мишка предпочел запереть парня в бане, что они и сделали, не обращая внимания на его мольбы и слезы.
Назад Мишка бежал изо всех сил, но, едва завидел избушку, понял, что опоздал. Бульдозер катился вперед, и Мишка, сколько бы не спешил, все равно не мог добежать до него раньше, чем тот сомнет домик. Он видел, как Илья руками уперся в отвал бульдозера, и вскрикнул от ужаса – сейчас его прижмет к стене и расплющит. Но Илья повалился набок и откатился прямо под гусеницы. Мишка видел, как бульдозер наехал Илье на ноги, и замер, уперев отвал в стену. Мишка кричал, бежал и кричал, но никто его не слышал, и крик его мало чем мог помочь.
Избушка завалилась набок, бульдозер тронулся с места, и Мишка заметил, что Илья хватается руками за гусеницы, как будто пытается встать. Когда-то он был хорошим врачом, он повидал всякое, но от этой картины волосы шевельнулись на его голове. Самое страшное – он ничем не мог помочь. Он ушел, он, как дурак, согласился увести Сережку, и, наверное, Сережку надо было увести… Потому что такого ребенку точно видеть нельзя.
