– Как же это вы собираетесь оставить меня одного?! – вскричал он, в отчаянии скрежеща зубами.
Сунь У-кун схватил Сюан-цзана за руки и, крепко сжав их, подмигнул ему:
– Ты пируй себе на славу, – лукаво произнес он, – а мы сходим за священными книгами и скоро вернемся к тебе.
Танский наставник совсем растерялся: он не знал, верить или не верить своему ученику, и не хотел отпускать его. Придворные, глядя на них, думали, что они и в самом деле прощаются. Наконец правитель пригласил зятя занять свое место на тронном возвышении, а придворным велел проводить его учеников за город. Танскому наставнику ничего не оставалось как повиноваться.
Сунь У-кун, Чжу Ба-цзе и Ша-сэн, выйдя за ворота, распростились с придворными.
– Неужели мы и впрямь отправимся одни? – спросил Чжу Ба-цзе.
Сунь У-кун ничего ему не ответил. Когда они пришли к почтовой станции, смотритель встретил их и провел в помещение. Им подали чай и стали приготовлять еду.
– Вы пока оставайтесь здесь, – сказал Сунь У-кун, – и старайтесь не привлекать к себе внимания. Если смотритель будет спрашивать вас о чем-либо, отвечайте ему уклончиво, а со мной не заговаривайте. Я отправлюсь охранять наставника.
Ай да Великий Мудрец! Он выдернул волосок, дунул на него своим волшебным дыханием и воскликнул: «Превратись!». Волосок сразу же превратился в полную копию Сунь У-куна и остался с Чжу Ба-цзе и Ша-сэном на заезжем дворе. Сам же Сунь У-кун подпрыгнул в воздух и превратился в пчелку.
Желтых крылышек мерцанье,
В сладком соке хоботок,
В полосатом, легком тельце
Жало острое несет.
То стрелой по ветру мчится,
То садится на цветок,
То в лучах горячих пляшет,
То стремглав летит вперед.
Лучше всех она умеет
Сок цветочный отыскать
И, собрав нектар душистый,
Унести его тайком.
Целый день в трудах проводит
И не хочет отдыхать:
То напрасно суетится,
То колдует над цветком.
День за днем она готовит
Нам густой и сладкий мед,
И не ведает, бедняжка:
Этот мед – не для нее.
Поработает все лето
И среди душистых сот
Нам на память оставляет
Тельце хрупкое свое.
Вообразите себе, с какой легкостью Сунь У-кун влетел во дворец! Там он увидел своего наставника, который сидел на расшитом стуле по левую сторону правителя. Брови у него были скорбно сдвинуты, а сердце пылало, как раскаленный уголь. Сунь У-кун подлетел прямо к наставнику и уселся на его головном уборе. Затем он тихонечко подполз к уху своего учителя и прожужжал:
– Наставник! Я здесь. Не грусти и не печалься.
Эти слова слышал только Сюань-цзан, никто из присутствующих, конечно, ничего не подозревал.
Услышав голос Сунь У-куна, Танский монах почувствовал душевное облегчение. Вскоре явился начальник внутреннего дворца и пригласил государя на пир.
– Десять тысяч лет тебе здравствовать, великий государь! – молвил он. – Сейчас во дворце Вещей сороки начнется свадебный пир. Матушка-царица с царевной уже там. Они изволили просить тебя, государь, пожаловать со знатным гостем.
Государь был беспредельно рад и весело отправился на пир со своим нареченным зятем.
Вот уж поистине:
Любил цветы владыка легковерный,
Но претерпел от них одно лишь горе.
Взяло раздумье Танского монаха,
А думы скорбь в нем породили вскоре.
О том, как Танскому наставнику удалось избавиться от напасти и покинуть дворец царевны, вы узнаете из следующей главы.
из которой читатель узнает о том, как ложный образ заменил истинный, как был пойман Нефритовый заяц и как оборотень, встретившись с первородным духом, был направлен на Истинный путь
Итак, полный тоски и печали, Танский наставник побрел за государем во внутренний дворец, где его ждала царевна. Музыка и грохот барабанов потрясали небо, воздух был напоен чудесными ароматами. Сюань-цзан шел, опустив голову, боясь поднять глаза. Сунь У-кун был очень доволен. Прицепившись к шляпе своего наставника, он вращал свои огненные глаза с золотистыми зрачками и оглядывал все кругом. Разодетые девы стояли рядами по обеим сторонам, словно феи во дворце небожительницы. Их наряды своими красками могли поспорить с парчовыми шатрами. В самом деле, вот как они выглядели:
И прелестны и гибки,
Одеты в шелка и парчу,
Затмевают они
Знаменитых красавиц из Чу.
Точно яшма их лица,
Более снегов их тела,
Стали парами в ряд –
Словно в зале весна расцвела!
Превосходят Си Ши
Красотою они неземной,
Высоко их прически
Причудливой взбиты волной,
В виде фениксов пестрых
Головки их шпилек резных,
И сказать невозможно,
Которая краше из них!
Очертанья бровей –
Словно горы в рассветной дали:
Так их тонкие дуги
Искусно они подвели.
Грациозны, стройны,
Словно феям небесным сродни,
На свирелях и дудках
Согласно играют они.
Плачут флейты в ответ,
Барабаны и гонги гремят,
То надеждой их песни,
То грустью нам сердце томят.
От высоких до низких –
Все звуки они издают,
То протяжно, то быстро,
То тихо, то звонко поют.
Не наслушаться песен
Пленительных юных невест,
Восхищаться их танцами
Смертному не надоест,
Как на груду парчи,
Как на клумбу весенних цветов,
Каждый в зале на них
Без конца любоваться готов!
Видя, что все эти пленительные девы не вызывают у Танского наставника никаких дурных помыслов, Сунь У-кун от восторга даже губами причмокнул и подумал про себя: «Вот это монах так монах! Молодец! Вокруг такие красотки, в шелках и парче, украшенные драгоценностями, а он и не смотрит на них; никакие греховные помыслы не возникают у него».
Но вот из дворца Вещей сороки навстречу правителю вышла царевна в окружении цариц и придворных дам. Послышались их приветственные возгласы:
– Да здравствует царь-государь! Десять тысяч лет тебе царствовать!
Танский монах совсем растерялся: руки и ноги отказались повиноваться ему. Он дрожал всем телом.
