— Дальше — сложно. Трое, четверо, может больше. Сразу. Смотрите, лаз шире. Места больше. Золото ближе. Двое впереди, один сзади. Потом — все трое в ряд. Идем, рубим, внимательно следим. Если один переходит, двое теряют шанс. Если двое переходят, шанс почти совсем уйдет. Не подставляйтесь. Раны — боль, сильные раны — переход. Нет Ала, лечить, нет и шанса удержать от перехода. Перейдем — не вытащим парней. Терпеть, рубить, следить, идти — один путь наш, этот. Да? Ясно?
Мы с Даном кивнули. Было стойкое чувство, что Молчаливый, заговорив, передал свой обет нам: говорить и правда — не хотелось. Спустя некоторое время я тяжело дышал, и был весь мокрым от пота. Иные как будто сходили с конвейера, с равными промежутками времени, и молча преграждали нам путь. Мы, так-же молча, вступали с ними в схватку. За нашей спиной подземный ход был усеян кучками костей, и всевозможным оружием. Впереди… Сколько их впереди, никто не знал, мы знали только то, что нам надо вперед, не смотря на любые препятствия. Микко поднял руку, и мы остановились.
— Тут… Остановка, отдых. Безопасно.
Проход сузился, и именно в этом месте мы устроили привал. Сухари не сильно восстанавливали силы, но, по крайней мере, мы получили возможность просто посидеть, и отдышаться. Два факела на стене, в отличие от предыдущих, горели каким-то неестественным, зеленоватым огнем, будто там горел газ. Молчаливый проследил за моим взглядом, кивнул.
— Да. Дошли до зеленого огня, тут — перерыв, Иные не полезут. Дальше — снова. Ну, идем?
Мы неохотно поднялись. Снова бесконечные катакомбы, снова Иные, молча пытающиеся отправить тебя в переход, и пополнить свою армию, но вместо этого осыпающиеся на пол с легким стуком… Я получил несколько скользящих ударов, и правый рукав рубашки из белого превратился в красный. У Микко красовались три пореза на груди, и ему пришлось раздеться по пояс — в обрывках ткани было банально неудобно. Даниель лишился одного из тесаков, и тоже был покрыт порезами, но мы избежали серьезных ран, и, главное, все были готовы продолжать.
На следующем привале, где подземный ход снова сужался, и горели уже не два, а четыре факела, Молчаливый, немного отдышавшись, сказал:
— Всё. Пришли. Дальше — нам золото. Последний зал, много Иных. Осыпаем всех, берем наше, уходим назад. Будет час, два, пока Иных тут нет. Потом — снова Иные. Тут, новые.
Остатки рома ушли на обработку ран. Осталось насквозь просоленное мясо, вот только воды, чтобы размочить его, и хоть немного убрать корку соли, не было. Дан подобрал, вместо сломавшегося раньше тесака, короткий прямой меч, и теперь взвешивал оружие в руках, пытаясь понять, какой клинок удобнее держать в правой, а какой в левой руке. Я сидел, прислонившись к стене, и вытянув гудящие ноги.
— Микко, я думал, что Иные — проворнее, Шам говорил, они — быстры.
— Повезло. Новые Иные, не старые. Недавно перешли, еще не очень умеют. Чем старше, тем быстрее, опаснее. У золота — сложнее. Там, впереди, конечная пещера. Один, два десятка, защищают свое. Будем бить, будет наше. Теперь и пистолеты, и сабли — все в ход. Потом — взяли, и назад, быстро. Пока не появились снова. Обратный путь по земле — тоже опасно, тоже Иные будут. Нас в переход, наше — снова себе. Ну, идем за нашим? Да?
Пещера со складом Иных оказалась на удивление небольшой. Может, метров десять в диаметре. Тут Иные просто стояли в два ряда, плечом к плечу, у дальней стены. Стоило нам войти, они бросились вперед. И вот тут я понял, что такое настоящий бой на мечах. Места, куда можно было уклониться, не было, кругом — призрачный, голубоватый свет, кругом — желтоватые кости, и мелькающая сталь. Адреналин кипел в крови, я чувствовал, что меня несколько раз задели, но боли не ощущал. Никаких криков, никаких стонов, только лязг железа. Удар, удар, отбить клинок своим, отклониться, снова удар туда, где только что мелькнуло что-то бело-голубое… Внезапно все кончилось. Руки с зажатыми в них тесаками бессильно повисли вдоль тела. Кругом — лишь груды костей, ковром усыпавшие пол, и на одной…
— Дан. Даниель! — Я отбросил тесаки. Даниель лежал на спине, и прижимал обе ладони к груди. Он хрипло дышал, грудь ходила ходуном, широко раскрытые глаза смотрели в потолок. — Дан, тебя задели?
— Жалко. Переход. — Микко стоял рядом. — Даниель в грудь получил. Не сможет. Жалко…
— Нет, он же еще жив! Перевяжем, вытащим!
— Нет. — Молчаливый не предпринимал ничего, просто стоял. — Легкое. Насквозь. Ала нет, зелья нет. Никак, Арт, никак. Жалко.
Я попытался убрать руки Даниеля, чтобы посмотреть, что можно сделать с раной, но в этот момент он выгнулся, изо рта хлынула кровь, и мои пальцы, только что державшие его ладони, провалились в пустоту. От Даниеля осталась лишь его одежда, да пистолет. Рядом лежали клинки.
— Теперь Дан Иной. Арт, берем наше, идем на корабль. Не надо больше ждать, жалеть. Не поможет. А нам надо. Быстро, пока нет Иных. Ну?!
Путь назад занял меньше времени. Мы не отдыхали, и, не смотря на усталость, шли, и шли. Под звездное небо, которое уже немного посветлело, мы выбрались, буквально шатаясь от усталости. Я хотел тут же свалиться на землю, но Молчаливый, чуть ли не силой, гнал меня вперед.
— По…том, Арт. Тут — пло…хо. Там — луч…ше. И…ны…е вста…нут, нас точ…но пе…рей…дут.
Мы оба задыхались, но приходилось идти. Окончательно силы покинули меня уже на опушке леса. Микко свалился рядом. Было уже все равно, достанут нас Иные, или нет: я бы и пальцем не смог пошевелить, не то, что поднять тесак.
Я очнулся, когда перевалило далеко за полдень. Рядом похрапывал Молчаливый. Хотелось есть, и пить, а тело, по ощущениям, представляло собой один большой синяк. Свербили порезы, каждое движение отдавалось болью. Но в заплечных мешках лежало то, к чему мы стремились. Когда мы выбирали из кучи, просто сваленной в пещере, золотые самородки, Микко наотрез отказался заполнять наши мешки до краев. Мне… Мне хотелось унести все, но он тогда спросил: “Хочешь уйти в переход богатым? Больше вес — меньше сил. Думай!” И постучал пальцем по голове. Так что мы унесли всего по несколько крупных, с кулак, самородков, еще — с десяток кусков серебра, и по пригоршне разноцветных драгоценных камней. Этого с избытком хватит и на выкуп товарищей, и на полную команду для “Самсона”, и даже, если продать наш шлюп на верфи, на небольшую шхуну, как сказал Микко. Но сначала требовалось дойти, наконец, до берега. И с чем я намучился, так это с побудкой Молчаливого. Он никак не хотел просыпаться, и я его понимал, но продолжал трясти его за плечо, пока, наконец, его глаза не приняли более менее осмысленное выражение.
Вода! Мы пили воду из ключа, бившего в лесу из земли, как животные, стоя прямо на четвереньках. Я погружал в воду лицо, и, казалось, что силы просто входят в меня, переливаясь водой. Мы смыли кровь и грязь в ручейке, который брал начало в ключе, и просто лежали в нем. Но время шло, и пришлось, отмочив остатки солонины, и перекусив, идти дальше. Сквозь заросли продираться с боем не пришлось, на пути вперед мы хорошо постарались, прорубив узкую просеку в кустах. Нам повезло и с Иными, на нас никто не напал, в противном случае, сомневаюсь, что мы не разделили бы участь Даниеля: сил драться не было, они оставались лишь на то. чтобы механически передвигать ноги. На берег мы вышли уже ночью. Поднялся ветер, и волны вовсю раскачивали “Самсон”, стоящий на рейде на якорях.
Глава 10
Виктор.
— Яро! Пригласи сюда этих двух английских… Э-э, фрёкен! — Олаф выпрямился на своем троне. — Необходимо предоставить им полную поддержку, и выяснить, не обижали ли их эти дикари-англичане!
— Вы не поверите, дон Витторио, но лет этак двадцать пять — тридцать назад Олаф шел на абордаж, на своей шхуне, с криками “За Англию!” — дон Серхио тихонько хихикнул.
— Но… Но как такое возможно?!
— Тише, мой дорогой дон, тише… Важны, на самом деле, не страны, и не их названия, важны лишь люди, и сегодняшний день. После перехода каждый почти наверняка оказывается далеко не в том месте, в котором жил…
