Следующие дни – много дней – Корняга провел в неподвижности над оврагом. Он наблюдал за окружающей жизнью, и мыслей у него было не больше, чем у обыкновенного пенька. Наверное, так могло продолжаться долго – если бы не один настырный червяк, которому Корняга сильно приглянулся на вкус. Червяк ползал под землей и грыз Корняге корни.
Через пару дней такой жизни Корняга выкопался из земли, с наслаждением раздавил червяка и пошел искать себе места под солнцами.
Еще через день он встретил сородичей, и первым же делом послужил причиной раздора между кланами.
Корневики рождаются редко, зато живут очень долго. По существу единственное, что может уничтожить корневика – это огонь. Как любые долговечные существа, корневики превыше всего ставят традиции. С незапамятных времен лес разделен среди них на участки, и новорожденного корневика принимает к себе тот клан, на участке которого он родился. Корняге и здесь не повезло. Его угораздило родиться на спорной территории, и ни один из трех кланов, претендующих на этот участок леса, не хотел принимать к себе кособокого карлика, вдобавок еще и немого – ведь до сих пор его никто не учил разговаривать.
Если бы Корняга соображал, что происходит, он бы просто взял и ушел из родного леса. Но он тогда еще был глуп, как пень, и не понимал ни единого слова. После долгого разбирательства один из кланов все-таки взял к себе Корнягу, получив вместе с ним и права на спорный участок.
Два оставшихся клана невзлюбили Корнягу, потому что потеряли возможность увеличить свою территорию.
Родной клан невзлюбил Корнягу, потому что из-за него мишенью для насмешек стал весь клан. «Да у них такая земля, что на ней только карлики родятся», – говорили обиженные.
И все сходились на том, что уродец долго не проживет.
Но, видно, упрямство и воля к жизни, которыми была наделена ведьмина гребенка, что росла на краю оврага, перешли по наследству к Корняге. Он выжил и даже подрос чуть-чуть, и перестал крениться на один бок. Он неслыханно быстро – всего за один круг – научился говорить. После чего нагадил в душу родственникам, обложив их всеми недавно выученными скверными словами, и ушел к людям.
Корняга снова умолк.
– Что, опять воды? – усмехнулась я, оборачиваясь.
За плечом у меня никого не было.
– Эй! – крикнула я, одновременно левой рукой натягивая поводья, а правой по привычке хватаясь за кинжал на поясе. – Ты что, свалился?
Ветер неохотно послушался поводьев и остановился.
– Стой здесь, – велела я жеребцу, спешиваясь.
Я сделала несколько шагов назад и нагнулась над кустом, из которого вроде бы торчали какие-то посторонние сучья. В этот самый миг надо мной просвистела пущенная из лука стрела.
Тело мое разобралось в обстановке быстрей, чем разум. Разум еще только расставался с мыслью найти упавшего куда-то в куст Корнягу, а тело уже метнулось за этот куст и замерло, готовое для следующего броска.
На мгновение все затихло. Только сердце у меня колотилось все сильнее. Мне вдруг стало легко. Мир из странного сделался привычным и простым. Стреляют – значит, засада. А засада – значит, пробьюсь. Не страшно! Любой враг лучше, чем неизвестный.
Вторая стрела срезала ветку рядом с моей левой щекой. Гурунарский ножичек уже лежал у меня в руке. Я вынырнула из-за куста, размахнулась и отправила нож в густую крону платана – туда, откуда пришла стрела.
Вопль боли незнакомого стрелка смешался с хриплым рычанием зверя.
«А вот и вулх», – мысленно усмехнулась я, бросаясь к дереву, из ветвей которого безвольным мешком валилось тело врага.
Ветер прянул в сторону и звонко заржал, но бежать не бросился. В следующий миг я прокляла его выдержку, потому что в меня полетели стрелы еще двух лучников, засевших на деревьях в стороне озера. Одна воткнулась в бок упавшему стрелку и осталась там торчать, подрагивая оперением – а он и не шевельнулся. Ну, трупы вообще редко шевелятся. Я выдернула у него из горла нож и снова метнулась за куст, подальше от Ветра. Не то ранят мне коня, и что я буду делать?
С первого броска одним врагом меньше – это мне крупно повезло. Но сколько же их?
Три стрелы ответили мне на вопрос. В том смысле, что – не меньше трех.
Ах ты ж!.. Четвертая стрела пришла с неожиданной стороны и чиркнула меня по шее, содрав кожу. Больно! И горячо – от моей же крови. Т-темное небо!
Второй вопрос: сколько у них еще стрел?
Я наспех сорвала лист, и залепила им царапину уже на бегу. Если лучники ждали именно меня – а я уже не сомневалась, что Корняга не случайно привел меня к засаде, – то они непременно бросятся за мной. Главное, чтобы стрелки оказались на земле. А там посмотрим, кто сильнее.
Я бежала со всех ног, дергаясь из стороны в сторону, как ошалевшая курица. Мне нужно было убедить их, что я испугалась. Испугалась и потеряла направление – потому что бежала я прямо на стрелы. И вряд ли кто-то из врагов мог подумать, что я поступаю так вполне осознанно. Для начала надо лишить их удобной позиции.
Еще две стрелы воткнулись в землю совсем рядом со мной. Я перепрыгнула некстати подвернувшийся под ноги пень и бросилась напролом через молодой ельничек. Пробегая мимо огромной ели, я мельком увидела на половине высоты ствола темное пятно человеческой фигуры. Ух! Почти прорвалась…
Стрела ударила меня в правое плечо с такой силой, что я чуть не кувыркнулась через голову. От толчка и от боли помутилось в глазах. Я пробежала несколько шагов вслепую, ткнулась лицом в еловые иголки и с невнятным ругательством опустилась на колени.
Моя левая рука сама потянулась ощупать плечо, ожидая встретить древко стрелы, застрявшей в живой плоти.
Стрелы в плече не было. И даже магическая одежда в этом месте была цела. Она-то, небось, и уберегла меня от раны – но не от синяка. Я не сдержалась и охнула, поднимаясь с колен. Ничего, синяк – впрочем, как и рана, – это ненадолго. Ровным счетом до завтра. Завтра на моем теле и следа не останется… если доживу, конечно. А с синяком от стрелы на плече дожить легче, чем со стрелой в том же месте.
«Ладно, колдун, твоя взяла», – подумала я, оборачиваясь на треск ломаемых сучьев. – «Не буду искать другую одежку».
Ближайший ко мне лучник торопливо спускался с ели. Небось, видел, что попал, и добивать меня собрался… с-скотина!
Его товарищ на другом дереве предостерегающе крикнул. Лучник обернулся, и мой нож, еще испачканный кровью предыдущего врага, вошел ему под ребро. Он захрипел, взмахнул руками и полетел вниз.
Сейчас от двоих стрелков меня закрывали деревья. Но куда делся тот, который только что пытался предупредить товарища? Выжидает, когда я откроюсь для выстрела, или спустился с дерева и обходит со спины?
