— …Давайте не принимать скороспелых решений. У нас еще неделя спокойного пути как минимум, а вас, канцлер, я попрошу очень подробно расписать все достоинства вашего предложения… и недостатки, разумеется, какими вы их видите.
Моя ладонь из синей и толстой на глазах становилась белой и щуплой, как раньше. Боли я по-прежнему не чувствовала.
— Вас, господа советники, я попрошу заняться разведчиками, меня смущает недостоверность новых сведений…
Он выпустил мою руку:
— Гарольд, я тобой недоволен.
Бедный Гарольд! Мне даже стало его жалко. Он выбрел из шатра, еле волоча ноги. Чтобы ободрить учителя, я догнала его и сказала как могла весело:
— А я не испугалась.
Он посмотрел на меня, и я отстала. Не нужно ему было мое ободрение. Ему нужно было, чтобы я провалилась сквозь землю, и чем скорее, тем лучше.
— Гарольд! — от одной из хозяйственных повозок его окликнула мать. — Что случилось?
— Ничего, ма. Все прекрасно.
В голосе его был такой траур, что мать забеспокоилась всерьез:
— Ты был у короля?
— Я занят, ма!
И, чтобы показать матери, что действительно не находит ни минутки свободной, Гарольд взял меня за шиворот и потащил туда, где бродили, пощипывая травку, наши кони.
Я молчала и не сопротивлялась. Видно же, что человек не в себе.
Он выпустил мой воротник. Я чуть не упала.
Он отошел в сторонку и сел на поваленный ствол ко мне спиной.
— Зачем ты била по траве посохом? — спросил бесцветным голосом.
— Потому что испугалась. Ты меня испугал.
— Я испугал, — повторил он с горькой иронией.
— Послушай, Гарольд… То есть, скажите, мастер… А Оберон… то есть его величество, он может любые раны вот так, не глядя, исцелять?
Он так долго молчал, что я уже думала — не ответит.
— Нет. Только те раны, что нанесены обыкновенными, немагическими… животными. Ну и людьми из «толстого» мира. А когда мы перейдем границу… Слушай, ты в самом деле такая тупая?
— От идиота слышу, — сказала я холодно.
И мы поругались навеки.
Заночевали на берегу реки, на холме, где поддувал ветерок и комары почти не кусались. Лошади паслись в темноте, тихонько пофыркивали. По всему лагерю горели костры. Люди бродили от огня к огню — бывало, что стражник подсаживался к поварам, а егерь — к музыкантам. Кто-то пел, и очень здорово пел, прямо за душу брало. Почти везде смеялись — путешественники еще не устали, у них было легко на сердце, они без сожаления бросили все, что было в прошлом, и с надеждой шли теперь в будущее…
Мне неохота было сидеть у костра рядом с насупленным Гарольдом, и я пошла прогуляться. Спустилась к реке; здесь было очень шумно от лягушачьего кваканья. Потрогала рукой воду — нет, купаться рано, еще холодная.
Хотя кто-то купался.
Плескался, нырял на самой середине реки. Покрякивал от удовольствия. Мужчина. Мне стало неудобно: ясно же, что он голый, а я будто бы подглядываю. И, чтобы не оказаться в неловком положении, я быстро пошла наверх, к лагерю.
Дорожка потерялась в темноте. Хорошо, что на мне были высокие сапоги: ни роса не страшна, ни крапива. Я спотыкалась о кочки, ругалась про себя и думала, что настоящий волшебник сейчас взлетел бы. Поднялся к луне, повисел над водой, раскинув руки… Нет, неужели я никогда не научусь летать?!
Я забралась в колючие кусты и долго искала способ из них выбраться. А когда нашла наконец дорожку, то…
— Ой!
— Извините.
Я на него почти налетела. Он был одет в темное, а я зазевалась.
— Это вы извините, — сказала я, вспомнив, что надо быть вежливой. — Просто я не вижу в темноте.
— Правда? А я думал, что вы маг дороги…
Ну вот. Хотел бы он нарочно мне досадить — горшего издевательства придумать трудно.
— Ну конечно, я маг дороги. Только не вижу в темноте. Чего тут странного?
— Ничего. — Он удивился. — Ну… вы идете наверх? Может, вас проводить?
— Не надо, — сказала я довольно грубо. — Просто идите, а я за вами.
Он шел быстро — ноги длинные. Я запыхалась. Когда мы поднялись на холм, стало светлее от разожженных повсюду костров. Я заметила, что волосы у моего случайного спутника мокрые.
— Это вы купались?
— Я.
— А разве не холодно?
— Холодно.
Я разглядела его лицо. Молодое. Довольно-таки симпатичное. У нас был такой учитель географии — он, правда, месяц всего проработал. Получше должность нашел. А жаль: мы его любили…
— А вы пойдите к костру и погрейтесь, — сказала я.
— А вы составите мне компанию?
Я растерялась:
— Зачем?
— Например, затем, что мне хочется послушать про мир, откуда вы родом. — Он улыбнулся.
— А вы знаете, что я из другого мира?
— Конечно.
Я не сразу сообразила, куда он меня ведет. А когда сообразила — было поздно.
Шесть девиц! Шесть разодетых в длинные платья, с накидками и шалями на плечах, завитые (в походных условиях!), с подкрашенными глазами. Одна похожа на Мальвину, только волосы не голубые, а золотистые. Еще одна рыжая, в веснушках. Одна немного напоминает Зайцеву, если ее облагородить. Еще трех я не рассмотрела, только заметила, что они красивые, гораздо красивее меня. И все сидят на складных стульчиках вокруг костра, разговаривают и хихикают.
— Ваши высочества, позвольте представить вам Лену, нашего нового мага дороги.
— Здрасьте, — пробормотала я себе под нос. Эти девицы еще и высочества, оказывается.
Невесты принца!
Оглянулась я на своего провожатого…
— Ну и где тебя носило? — спросил Гарольд. Маленький костерок, возле которого он коротал вечер, давно прогорел.
— Да так. Беседовала с принцем, — сказала я небрежно. — Рассказывала ему о нашем мире… Тебя же это не интересует?
Он не ответил. А я вытянулась на тюфячке, который специально для меня расстелили, посмотрела в звездное небо и размечталась.
…А принц симпатичный. И купается в холодной воде.
Конечно, эти его невесты… никто мне так и не объяснил, зачем их шесть штук. Они, конечно, принцессы и так далее. Но с другой стороны — я же маг дороги!
Ладно, пусть будущий маг.
Конечно, им всем лет по восемнадцать, а мне только тринадцать. Но зато когда они растолстеют и им стукнет двадцать пять, я как раз подрасту!
И я заснула под звездами. Снился мне бал в королевском дворце, принц и я сама — только не в кожаных штанах, а в длинном платье. И прямо во время нашего танца я начала взлетать, взлетать к потолку, тянуть его за собой…
— Вставай. Нечего разлеживаться. Да просыпайся же ты!
Только что рассвело. Мой тюфяк, и одеяло, и вообще все было мокрым от росы.
