Ей не хотелось об этом думать. Столько напряженных трудов ушло на восстановление ордена друидов, а теперь он оказался змеиным гнездом. Не таким она видела его и не так намеревалась его создать, но вышло именно так. Кермадек был прав. Ее положение с каждым днем становилось все более хрупким и если подрыв ее власти продолжится, то она полностью потеряет контроль. Если подобное случится, то она потерпит неудачу, ей было невыносимо даже просто думать об этом.
Она обратила свои мысли к Сен Дансидану и более насущным вопросам завтрашней встречи. Она добивалась перемирия в сражении на Преккендорране между Федерацией и свободнорожденными, что привело бы к отводу от линии фронта обеих армий.
А это может привести к постепенному снижению напряженности и шансу заключить мир. Однако ни одна из сторон не проявляла особого интереса к этой идее, хотя после почти пятидесяти лет конфликта ей казалось почти невероятным, что они могли думать о чем–то еще. Большинство людей, которые начали эту борьбу, умерли. Остались только их наследники, мужчины и женщины, у которых, вероятно, нет никаких реальных представлений о тех обстоятельствах, которые вызвали эту войну.
О чем никто из них не заботился, мрачно подумала она. Война часто была сама оправданием себе.
Стук в дверь объявил о прибытии Тагвена. Она пригласила его войти. Дворф сгибался под тяжестью книг и бумаг, которые он положил сбоку рабочего стола, чтобы она смогла до них дотянуться. Это были осколки ее предыдущих усилий убедить Сена Дансидана и Федерацию прислушаться к ней. Тагвен пару мгновений молча изучал эту стопку, затем взглянул на нее.
— Он устроился в своей комнате? — спросила она.
— Вполне комфортно. Должно быть. У него самые лучшие апартаменты в Крепости. — Тагвену не нравился Сен Дансидан, чего он от нее и не скрывал, хотя тщательно прятал это от остальных. — Я оставил его с элем и размышлениями. Больше первого, меньше вторых, если я не ошибаюсь.
Она непроизвольно улыбнулась, затем встала и потянулась:
— Всем сообщили о завтрашних заседаниях?
Он кивнул:
— Вы в частном порядке после завтрака встречаетесь с Премьер—Министром, затем он обращается ко всему совету, потом встречается с избранными — вы всех их знаете, а они знают друг друга — а после этого вы садитесь за стол переговоров, которые в очередной раз, вероятно, не приведут ни к какому значимому результату.
Она смерила его тяжелым взглядом:
— Благодарю за твой оптимизм. Что бы я без него делала?
— Я предпочитаю реальность фантазиям, — произнес он, пыхтя в бороду и не отводя от нее глаз. — Было бы лучше, чтобы и вы время от времени делали то же самое. И я не говорю о вашей встрече с Премьер—Министром.
— Ты снова обменялся мнениями с Кермадеком?
— Матурен видит вещи гораздо яснее, чем некоторые люди. Он не тратит время на поиск способов сгладить острые углы, если видит, что это всего лишь пустая трата усилий. Вам следует прислушаться к нему.
Она кивнула:
— Я стараюсь. Но не всегда могу следовать его советам. Я не в том положении, чтобы сделать это. Ты знаешь.
Оглядев стопку документов на столе, потом недоеденный ужин, остывший на тарелках, который он принес ранее, Тагвен на мгновение замолчал.
— Он хочет знать, решили ли вы, когда отправитесь. — Тагвен снова посмотрел на нее. — А я хочу знать, куда вы направитесь.
Она подошла к окну и взглянула на залитое лунным светом небо. Ее комнаты в высокой башне располагались так высоко над лесом, который окружал Крепость, что деревья казались черным океаном, простирающимся до Зубов Дракона. Она решила, что отправится к Хейдисхорну, чтобы попросить совета у тени Уолкера о том, что она увидела в руинах Королевства Черепа. Призраки не всегда дают прямые ответы на подобного рода вопросы, однако иногда они указывают, что именно нужно искать. Кто–то или что–то стояло за этими кострами, которые сжигали воздух, и за теми вспышками странного света, и магией, источник которой она так и не смогла распознать. Возможно, призрак Уолкера захочет ей рассказать об этом.
Желая принять участие в это деле, а заодно убедиться, что с ней все будет в порядке, Кермадек предложил отправиться вместе с ней. Такой компании она была просто рада.
— Как только уедет Премьер—Министр. — ответила она. — Полагаю, что он не останется еще на одну ночь. К тому времени все будет оговорено.
— Все уже оговорено, — заметил Тагвен.
— Наверное, это нужно сказать еще раз.
Дворф указал рукой в сторону двери:
— С той стороны Траунт Роуэн. Он хочет поговорить с вами. Я сказал ему, что сегодня у вас нет на него времени, но он был весьма настойчив.
Она кивнула. Еще одна заноза от колючего куста друидов. Ей нравился Роуэн, она восхищалась его решимостью и готовностью к упорному труду, но она понимала, что ему она не нравится. Иногда ей очень хотелось узнать источник этой его неприязни, но никогда не затрагивала эту тему с ним. Если бы она стала расспрашивать каждого, кто ее недолюбливал, о причинах этой нелюбви, то у нее просто ни на что другое не осталось времени. Ей было больно думать, что очень многие в ордене не могли избавиться от своих дурных чувств к ней. С другой стороны, это говорило об их решимости, ибо они все равно прибыли сюда, чтобы учиться вместе с ней.
— Пригласи его, Тагвен, — сказала она. — Я смогу уделить ему несколько минут.
Тагвен вышел, не сказав ни слова, но его прощальный взгляд говорил, что он считает, что она делает ошибку. Она улыбнулась. Это не впервой.
Она посмотрелась в зеркало, висевшее у двери, успокаивая себя и убеждаясь, что все еще выглядит весьма презентабельно, несмотря на такой поздний час. Или, может быть, утешая себя, что не поблекла от своих размышлений, превратившись в женщину–призрака.
Траунт Роуэн постучал в дверь и, получив ее разрешение, вошел. Он был высоким и широкоплечим, а в своих черных одеждах он больше походил на чернокнижника, чем на друида. Его строгие черты были спокойны и холодны, что не соответствовало той энергии, которую он выплескивал на каждом собрании. Сначала ее это озадачивало, но постепенно она привыкла. Роуэн никогда ничего не делал наобум и не останавливался на полпути. Если когда–нибудь он избавится от своей неприязни к ней, то станет очень ценным союзником.
Он слегка поклонился, следуя формальности:
— Благодарю, что приняли меня, — произнес он. — То, что я должен сказать, очень важно.
— Ну тогда говори.
Она не предложила ему ни сесть, ни выпить чего–нибудь. Его интересовало только дело и он отказался бы и от того, и от другого. Когда он находился рядом с ней, то единственное, что его заботило, так это поскорее уйти.
