— Да, триста лет назад, Тогда я был еще молод.
Людвиг горделиво выпрямился и направил взгляд вдаль и чуть-чуть вверх, подражая рабам-актерам, изображающим великих героев прошлого в театральных постановках.
— Мы примем вызов судьбы! — воскликнул Людвиг. — Быть или не быть? Нет вопроса! Время перерождения придет, но сегодня нить судьбы скрывает свой конец в тумане будущего. Подняться вверх, к сияющим вершинам, пройти по склонам вслед за путеводным пламенем, пусть слева лед, а справа лава, пусть сотни смельчаков оставили последние следы то тут, то там, я стану тем, кто вопреки всему прорвется! Снести удары злой судьбы, упасть, но распрямиться, и тогда…
Людвиг замолчал — вдохновение оставило его.
— Ты хороший поэт, мальчик, — сказал Хортон. — Если у нас все получится, ты сложишь об этом прекрасную песню. Однако пришло время поговорить о более приземленных материях.
— О том, как призвать следующего демона? — спросил Людвиг.
— Нет, не об этом. В ближайшие десять дней у меня точно не хватит сил выполнить обряд. Кроме того, вначале надо обдумать, какие изменения следует внести в заклинания призыва. Сейчас я буду говорить с тобой о другом. Тебе пора расти, мальчик, титул безземельного воителя больше не соответствует твоим способностям.
— Но, повелитель! — воскликнул Людвиг. — Неужели вы желаете удалить меня от себя в тот самый момент, когда великое будущее совсем рядом, стоит лишь протянуть руку?
Хортон снисходительно улыбнулся.
— Ты молод, Людвиг, — сказал он. — Молодости свойственно видеть свое величие на расстоянии протянутой руки. Это естественно, ведь лишь достигнув возраста зрелости, воитель понимает, что не в каждую протянутую руку падает зерно величия. Об этом можно мечтать, на это можно надеяться, но нельзя планировать дела исходя из того, что задуманное непременно сбудется. Путь судьбы подобен извилистой дороге, лишь глупец тратит силы и время, спрямляя каждый поворот, мудрец же меняет то, что следует изменить, и принимает то, что менять не следует. Задумав великое, нельзя забывать о повседневном. Пришло время зачистки, и я решил, что первым из поднявшихся будешь ты.
Людвиг склонил голову в церемониальном поклоне.
— Не мне оспаривать решение повелителя, — сказал он. — Однако…
— Никаких «однако», — мягко произнес Хортон. — Я принял решение, и твое дело — выполнить его в той части, что касается тебя. Пришло твое время принять ответственность за судьбы воителей. Барон Хайрон Фанарейский будет зачищен, а ты займешь его место. Ты будешь править воителями, рабами и холопами, в первое время я буду тебе помогать, затем ты справишься сам.
— Но демоны!
— Когда придет время явиться в мир следующему демону, я тебя вызову.
— Но это может случиться внезапно, как сегодня!
Хортон решил, что с него достаточно.
— Мне показалось, — сказал он, — что ты решил оспорить слова повелителя.
Людвиг упал на колени и склонил голову.
— Я виноват, повелитель, — сказал он. — Не смею молить повелителя о снисхождении, замечу лишь, что дерзость сорвалась с моих уст лишь из благих побуждений.
— Путь благих побуждений приводит в тупик, — заявил Хортон. — Однако я понимаю твои чувства, поэтому ты не будешь наказан. При условии, что мне не придется повторно напоминать тебе о правилах поведения.
— Вам не придется, повелитель, — сказал Людвиг. — Я точно и беспрекословно выполню все повеления вашего сиятельства.
Голос Людвига был грустен. Он ничего не понял, и это неудивительно, юные воители редко понимают то, чем руководствуются старшие. Хортон и не рассчитывал, что Людвиг поймет, почему граф решил отдалить от себя столь многообещающего ученика. Чтобы понять это, сначала нужно осознать не только разумом, но и сердцем, что в жизни всегда есть место неудаче. А когда ты предчувствуешь неудачу, ты делаешь все, чтобы вывести из-под удара судьбы тех, кого любишь. Если ни четвертый, ни пятый демон не станут такими, какие нужны Хортону, Людвига спасет только одно — расстояние, отделяющее его от замка повелителя. Лишь тогда у юного барона будет небольшой шанс сохранить свою жизнь.
— Найди Флетчера, — сказал Хортон. — Пусть он ускорит подготовку плана зачистки. Я желаю начать операцию как можно быстрее.
Повелители покинули зал, мужики в балахонах сняли с Павла оковы и повели прочь. Павел заметил, что в этом сне его тело стало меньше ростом и более тощим, пивной живот бесследно исчез, это было непривычно и затрудняло движения. Потом, когда они шли по длинному коридору, Павел заглянул в висящее на стене зеркало, в нем отразилось совершенно незнакомое лицо, плюгавое и уродливое, но выглядящее удивительно реалистичным. Давно у Павла не было снов с такой качественной картинкой.
Конвоиры ввели Павла в маленькую комнатку, не превосходящую размерами купе в поезде. Половину комнаты занимал топчан, накрытый несвежим матрасом, в изголовье стояла некрашеная тумбочка, в ногах — грубо сколоченный табурет. Над дверью висела сплетенная из тонких прутьев эмблема «Мерседеса» — колесо с тремя спицами. Больше в комнате ничего не было.
— Отдыхай, — сказал один из конвоиров. — Будь здесь и никуда не уходи. Повелитель позовет тебя, когда ты понадобишься.
Павел радостно закивал головой — он все понял, он будет подчиняться хозяину, он никуда не уйдет и с радостью выполнит все, что прикажет хозяин, когда тот вспомнит о существовании ничтожного раба. Павел не мог выразить эти чувства в словах, но этого и не требовалось, конвоиры все поняли без слов. Дверь закрылась, с другой стороны проскрипел тяжелый засов. Павел остался один.
Он чувствовал себя удивительно бодрым, настроение было прекрасным. Сон гораздо лучше яви, наяву разум забит тысячью повседневных забот — контракты, налоги, сотрудники… тьфу на них! Как же прекрасно, когда голова пуста, когда ты точно знаешь, что нужно делать, когда не над чем ломать голову, когда мир прост и понятен. Как было в юности… Вот сейчас, например, что нужно делать? Наяву Павел впал бы в печальную задумчивость, начал бы страдать от отсутствия компьютера, телефона и телевизора, а сейчас, во сне, он выше этого, ему не нужны никакие вещи, чтобы стать счастливым. В этом сне счастье очень близко и очень понятно — надо радовать повелителя, и тогда и только тогда ты будешь счастлив. Вопрос «Что делать?», который наяву вечен и не имеет окончательного ответа, здесь решается легко и непринужденно. Что хотел хозяин от раба? Чтобы тот владел магией? Это не в силах раба. Чтобы раб умел сражаться? А вот это как раз можно попробовать, ничего, что Павел забросил тренировки много лет назад, тело помнит старые навыки, надо только позволить ему вспомнить все. А сейчас, когда голова пуста, Павел знал, как позволить телу вспомнить.
