Странно, но это мне тоже показалось недостатком, хотя и более соответствовало женской сущности.
Кроме того, мне почему-то взбрело в голову, что рабочее место Зернянской будет в общем зале, разгороженном невысокими стенками на небольшие персональные закутки, но каждому члену совета директоров, видимо, полагался отдельный кабинет. Правда, был он невелик и скромен – никаких экранов на стенах, лишь стандартный комп на столе. Возможно, это было вещественное отображение неких различий между вдовами в корпоративной иерархии, а может, Зернянская попросту не любила обширных помещений.
Как бы то ни было, но я, усевшись на предложенный стул, физически ощутил, как давят на меня близкие стены. По моим внутренним ощущениям, это был не кабинет, а какое-то ущелье…
Разумеется, Анита Гербертовна оказалась предупреждена о предмете моих интересов.
– Послушайте, – сказала она после того, как я представился. – Я вас уверяю, это просто невозможно. Мой Василий не кончал жизнь самоубийством.
У нее присутствовал легкий прибалтийский акцент, но он ее уже не портил. Ибо в моих глазах такие женщины изначально ценятся невысоко, хотя, не спорю, существуют мужики, которых хлебом не корми, а дай потискать такую вот крохотную пампушку-бухгалтершу, мягкую и пухлую во всех мыслимых и немыслимых местах. А с другой стороны, в сравнении с господином Бердниковым господин Зернянский по своим сексуальным предпочтениям мне просто брат родной …
– А почему вы так уверены, мадам?
Кажется, мне не удалось скрыть свою антипатию, потому что в глазах кнопки вспыхнула откровенная неприязнь.
– Да потому что мы с ним прожили почти десять лет, и, смею вас уверить, я прекрасно знаю… знала своего мужа. Да он бы скорее кого-нибудь другого убил, чем себя… – Она осеклась, и круглый накрашенный ротик выпустил на свободу нечто вроде «а-ап!»
Так-так-так, очень многообещающее начало!
– Слушаю вас внимательно, – сказал я.
– Ну… я не имела в виду, что он кого-то убил… – проговорила она поспешно. – Я имею в виду… ну… что он был не такой человек, чтобы… ну… на себя руки наложить…
Да, она и мизинца Полины Шантолосовой не стоила. Глупая пухлая кукла, у которой язык работает вдесятеро быстрее мозга…
– Слушаю вас внимательно, – повторил я, добавив в голос настойчивости.
– Я только хотела сказать, что это непорядочно – подозревать человека в том, что он убивает себя ради денег! – выпалила она.
Тут она была совершенно права. А я, кажется, слишком впечатлился мадам Шантолосовой и повел себя непрофессионально.
И я вернулся на профессиональные рельсы: проникся к собеседнику симпатией и участием. По крайней мере – внешне.
– У нас вовсе нет таких подозрений относительно вашего супруга, госпожа Зернянская. Просто мы обязаны все проверять, иначе наша компания вылетит в трубу. Вы понимаете?
Это она понимала. Неприязнь сменилась настороженностью. А я принялся расширять захваченный плацдарм.
– Вы ведь умная женщина и никак не могли подумать про меня такое. Я вам не враг. Кстати, не было ли врагов у вашего мужа? Вы ведь понимаете меня?
Настороженность стала мягче, бледно-серые глаза заблестели, кроваво-красные губы дрогнули, правая рука коснулась круглого подбородка с ямочкой.
– Я и сама думала… Сразу две почти одинаковые аварии… Тормоза ведь тоже можно испортить, правда?
– Запросто, – поддержал я.
– Правда, менты говорили, что тормоза были в полном порядке, но ведь ментов можно купить, правда?
Я не был ментом. И потому с легкостью согласился:
– Запросто.
Настороженность тут же сменилась откровенной симпатией, и я высоко оценил свой профессионализм. Жаль только, глаза дамочки блестели все больше и больше, и губы дрожали уже беспрерывно, и все шло к тому, что придется доставать из кармана носовой платок, а он после вчерашней нервотрепки в казино был несвежий. Однако судьба спасла меня и тут (какой же я все-таки везунчик!) – слезы высохли, а сквозь симпатию прорвался, как ни банально это звучит, звериный оскал ненависти. Лицо мадам Зернянской перекосилось, накрашенный ротик скривился… Дальше была не человеческая речь, дальше было сплошное змеиное шипение.
– Я знаю, чьих рук тут дело, это все она, черная сука, она знала, что моего Васю под каблук не запихнешь, что он своей головой привык жить, что он ей развернуться не даст, как позволял этот пидор, ее так называемый муженек, самый настоящий голубой, а теперь у нас эта медуза, этот флюгер, который никогда против них не пойдет, но и его они грохнут, чтобы все прибрать к рукам, и если бы у меня были доказательства, я бы давно на них настучала…
Пухлая ручка заткнула фонтан, и он умер. Как подстреленный на взлете ястреб… Глаза теперь полнились испугом и обидой на собственную несдержанность, но слово уже было не воробей, и всякому бы стало понятно, насколько эта глупая кукла ненавидит ИХ. То что выражение «черная сука» относится к Полине Шантолосовой, было ясно и ежу, а вот кого она еще имела в виду?..
– Вы сказали «они»… Кого вы имеете в виду?
Но умер не только фонтан, умерла и ненависть, оказалась погребенной под толстым слоем страха, и я уже понимал, что внутри чрезвычайно благополучной компании «Бешанзерсофт» скрываются грандиозные бури.
– Я вас прошу… – залепетала мадам Зернянская. – Я вас прошу… Никто не должен знать, что я сейчас сказала… Я вас умоляю! Иначе меня тоже убьют… Понимаете?.. Обещаете?..
Мне стало ее жаль, и я кивнул самым убедительным образом. Хозяйка кабинета откинулась на спинку стула, впилась взглядом в дисплей компьютера, словно искала у него поддержки.
– А теперь, прошу вас, уходите. Мне через десять минут на совещание, и надо успокоиться.
Я понял, что дальнейшие расспросы бесполезны. Ничего она мне больше не расскажет, даже если и не будет никакого совещания. Просто мне опять повезло – я присутствовал при чем-то, очень похожем на нервный срыв.
Я взялся за ручку двери, когда мне в спину сказали:
– Я очень надеюсь на вашу скромность.
Экое словечко выбрала, глупая курица!..
Я обернулся и, приложив к сердцу правую руку, заверил:
– Обещаю, что не обману ваших надежд!
– Я вам верю, – прозвучало в качестве прощания.
В глазах дамочки теперь светилось едва ли не восхищение – она наконец разглядела во мне Арчи Гудвина, и наверняка ей хотелось продолжить знакомство. Хотя бы для того, чтобы оказаться под защитой у сильного мужчины, если уж ничего больше не выгорит.
– Я вам верю, – повторила она.
А что тебе остается, дурища? – подумал я. Но вслух произнес только:
– И правильно делаете, сударыня.
Я стоял в зеркальной кабине лифта, и со всех сторон меня окружали самодовольные от женского внимания, прямо-таки пускающие слюни самцы.
