Прежде чем войти в ангар, Скорцени почти ласково попросил фельдфебеля, дежурившего за дверью, в специальном бетонном «колпаке», связать его с дежурным офицером Центра. А когда офицер взял трубку, велел немедленно прислать к ангару десяток эсэсовцев, приказав им на пушечный выстрел никого не подпускать к данному объекту.
В первом подземном зале Браун показал ему три макета дисколетов, испытания которых завершились неудачами. Скорцени с любопытством осмотрел их. Все они напоминали разных размеров диски с насаженными на них сверху и снизу корабельными орудийными башнями, только значительно расширенными у основания.
В центре верхних башен, конфигурация которых в каждой из моделей была своеобразной, располагались прозрачные кабины пилотов. Вокруг этих массивных башен-кабин и вращались широкие кольца с лопастями, напоминавшими расширенные шпицы мотоциклетного колеса. И покоились эти упорно не желающие летать летательные аппараты на четырех резиновых авиационных колесах.
– Вы стоите сейчас у самого первого опытного образца, – взял на себя роль гида Вернер Браун. – Сконструирован он был группой инженеров во главе с доктором Шривером. Диаметр пока был небольшой, всего пять метров. Управлял один пилот. Использовались два двигателя: обычный поршневой и жидкостно-ракетный. Будущее, как я считаю, именно за этим жидкостным ракетным двигателем, разработанным профессором из Киля, членом Имперского исследовательского совета Гельмутом Валтером. Хотя Шернер считал двигатель очень несовершенным. Он вообще ко всему, что было создано в этой области до него, относился слишком скептически,
– Иначе мы не называли бы его Пенемюнденским Умником, – заметил Скорцени, не обращая внимания на то, что Браун как-то слишком уж поспешно заговорил о своем коллеге в прошедшем времени. -Однако обратимся к нашему летающему колесу.
– Оно так и не взлетело. Поднялось всего на два-три метра над испытательным полигоном и грохнулось на землю.
– Но все-таки поднялось. А вы говорите: «Не взлетело»! Впервые за все то время, которое они общались, Браун взглянул на Скорцени с нескрываемым интересом.
– Знаете, мне нравится, что вы подходите к проблеме дисколетов именно так, как вы это делаете. Даже пять сантиметров над землей для такого диковинного аппарата – уже полет!
– А что вам мешает относиться к этой проблеме с таких же позиций?
– Высокие инспекции из различных инстанций. Все они требуют немедленно дать им на вооружение некое, доселе невиданное, оружие возмездия, а всякую неудачу на пути к его созданию расценивают как окончательный крах, бездарность ученых, а то и вредительство.
– Можете считать, дорогой штурмбаннфюрер Браун, что отныне все инспекции отменяются. Инспектировать вас буду только я как офицер СД, отвечающий за разработку оружия особого назначения. Однако -к делу… Что произошло с пилотом этого диска?
– Он уцелел, больше пострадав от вибрации, нежели от падения. Жуткая вибрация – бич данной машины. Кстати, собирали мы этот аппарат в Чехии, на заводе «Ческо Морава», и испытывали на его полигоне.
– Никогда не сомневался, что чехи – технически наиболее подготовленная нация. После германской.
– Если бы только они не оставались при этом чехами.
– Вы безжалостны, Браун.
– Второй аппарат достигал почти семи метров в диаметре, расчетная горизонтальная скорость его порядка семисот километров в час, взлетно-посадочная – шестьдесят. И всего один пилот. Высота, на которую сумел подняться этот дисколет, незначительна. При полете отмечалась крайняя неустойчивость.
Считаете, что теоретически, еще до строительства аппарата, при его проектировании, все эти недостатки учесть невозможно было?
– Мне не хотелось бы давать оценки своим коллегам.
– Вы обязаны это делать, Браун. Иначе кому нужен такой технический директор ракетного центра?
– Кое-что, конечно, можно было предусмотреть. Но ведь когда конструктор подпадает под магнетизм собственного изобретения, он перестает критически оценивать многие свои технические решения, а главное, поскорее стремится воплотить свои фантазии в реальный аппарат.
– Какой в этом смысл? При неудаче он ведь может потерять право на дальнейшую разработку.
– И все-таки решаются, – мстительно улыбнулся барон фон Браун. – Наверное, опасаются, что их тоже постигнет судьба Небеля. И они так никогда и не увидят свое детище воплощенным в металле.
– В каждой профессии существует свой риск, – философски признал обер-диверсант рейха.
Браун вновь улыбнулся, однако на сей раз уже не столь мстительно.
– Третий аппарат, – продолжил он свой рассказ, – в натуральную величину выглядел настоящим гигантом – двадцать один метр в диаметре. Экипаж – три человека. При взлете скорость достигала около трехсот километров, а горизонтальная скорость – чуть более двухсот. Создавался он в виде летающего танкобомбардировщика, оснащённого, как следует из модели, башенными орудиями, пулеметами и бомбовым запасом. Этот экземпляр продержался в воздухе уже целых пятнадцать минут, после чего тоже благополучно разбился. Экипаж, как вы сами понимаете, погиб. А теперь перейдем во второй, нижний зал, в котором находится еще незавершенный аппарат Шернера…
Январь 1939 год». Антарктика.
Борт германского авианосца «Швабенланд»,
…Готт и уже находившийся рядом с ним командир группы военных гидропилотов гауптштурмфюрер СС Эрих Крозетт стояли на открытой части мостика и действительно были крайне встревожены.
– Так что тут у вас, высокое собрание, происходит? – как можно спокойнее поинтересовался фон Риттер.
– Субмарина! – дуэтом прохрипели офицеры.
– Что?!
– Сзади по борту, в полумиле от нас, – ткнул своим биноклем в серое пространство фрегатген-кацитан, заставляя Риттера и себя припасть к окулярам бинокля.
Сомнений быть не могло: там, посреди свинцового предледового поля Антарктики, застыло черное тело подводной лодки, на мостике которой едва уловимо вырисовывались две фигуры моряков.
– Извините, капитан, но мне ничего не было известно о субмарине сопровождения, – как бы извиняясь за излишнюю встревоженность, проговорил Теодор Готт.
– Представьте себе, высокое собрание, мне тоже, – все еще не отрывался от мощного бинокля фон Риттер. – Скомандуйте: «Стоп машина!»
– Уже скомандовал, движемся по инерции. Откуда же она здесь взялась и под каким флагом ходит?
– Что не под германским – это уж точно, иначе командир не устраивал бы здесь эти «выходы на публику», да еще с такими паузами.
