Ознакомительная версия.
Как бы то ни было, но Айвен точно знал две вещи. Первое: из Боргарда ему самому не выбраться. Второе: сидеть в тесной камере с каким-нибудь убийцей или безумцем следующие полгода ему не хочется. А поэтому он предпринял последнюю попытку избежать тюремного заключения и воспользовался своим правом на вестника свободы.
…Каждый преступник после подписания обвинительного приговора имел право тут же отправить письмо в любое место страны. Особый королевский указ предписывал тюремному начальнику во что бы то ни стало доставить письмо по назначению в течение двадцати четырех часов и не более. Любые расходы на доставку "вестников свободы" брала на себя королевская казна, и заключенному гарантировали сохранность послания и его непременную доставку адресату. И было совершенно не важно, посылалось ли письмо с конным гонцом, голубиною почтой или с помощью магии. Писались такие письма на специальной бумаге с помощью артефакта-дальнописца, тут же тайно отправлявшего копию текста прямиком в Тайную Канцелярию, но за изменение, перехват или подделку "вестника свободы" полагалась суровая кара вне зависимости от имевшихся на то причин и личности злоумышленника.
Айвен отписал своего "вестника" Хорту. Как и положено, в распоряжении воровской Гильдии всегда было несколько лучших языкарей, которые как раз и занимались тем, что вызволяли из тюрьмы угодивших туда воров. Конечно, хлопотали они не за каждого неудачника или неумеху, а только за видных специалистов, имеющих большой вес в Гильдии. Правда, Айвен не был ни видным вором, ни членом Гильдии, но зато их атаман исправно платил ворам десятину с каждого налета, получая за это доступ к услугам гильдейских скупщиков и языкарей, а заодно и какую-никакую защиту своих людей от других мастеров дубины и топора, хозяйничающих на близлежащих трактах. Если все пойдет, как положено, то не пройдет и двух дней, как он снова окажется на свободе — почти всегда так оно и случалось. Каждый из членов шайки хотя бы раз оказывался в Боргарде: за драку, за кражу, за непотребный вид или даже просто за плохое настроение некстати подвернувшегося стражника. Вот тогда-то гильдийская десятина и давала о себе знать, позволяя вытащить бедолагу из холодной ямы, если Хорт считал, что ему там не место. О том, что атаман может решить попридержать своевольного "пузыря" какое-то время на казенных харчах и подальше от жаркого солнца, юноша предпочитал не думать…
Одевая в отправной комнате тюремную робу, Айвен насвистывал незатейливую мелодию из какой-то фривольной песенки. Разумеется, приподнятое настроение преступника, отправляющегося в холодную на добрых полгода не укрылось от стражи:
— Эй, Барт, ты погляди-ка, какой веселый. Небось, первый раз у нас гостит, хе-хе. Песенки поет. Слышишь, музыкант, тебя как звать-то?
— А зови ты меня вольным ветром, пес казенный, — отозвался юноша. — День-два, и я снова буду там, где поют птицы, а ты как и прежде будешь слушать лишь скрип решеток да проклятья узников.
— Ты глянь на него! Без пяти минут в кандалах, а ведет себя словно начальник Боргарда, — удивился второй стражник, — На дворянчика вроде не похож. Может, он блаженный или ученый какой…
— А в чем разница-то? — рассмеялся его приятель. — Так как твое имя, вольный ветер?
— Да ты в бумагах глянь, если читать умеешь, конечно.
— Мне по чину читать не положено! Ишь, развелось тут умников… В какого вора не плюнь, так каждый на двух языках говорит, на трех читает, да на четырех пишет.
— Ай… Ве… Н. - по слогам прочитал второй стражник, взяв со стола бумаги.
— Айвен? Слушай, а это не тот ли ворюга, который два месяца назад сидел у нас, да Редика аж три раза обворовал? Просил воды напиться и каждый раз у него для верности по два ключа со связки снимал, чтобы уж точно не ошибиться. Шесть штук спер!
— Да вот только своего ключа так и не вытащил? Как же, помню — такое не забудешь. Вот уж точно, вор, каких мало… — со смехом подхватил второй охранник.
— А нечего ему было шляться, где не положено! Кто ж знал, что он случайно забрел? Тоже мне, святой Аннис выискался, заключенным напиться подносит… Чего он мне воду таскал, если вообще должен был на другом этаже быть? — вспыхнул юноша.
— Трудно вытащить из связки ключ от своей камеры, особенно если там его нет, — философски заметил умеющий читать стражник и снова рассмеялся.
— Это оно верно, — согласился второй. — А еще он у нас с полгода назад сидел, я тогда как раз в своей смене был. К нему еще девка приходила, такая чернявая и глазастая.
Зубовный скрежет, который при этих словах издал Айвен, показал, что Инош не зря свой хлеб есть и считается лучшим зубодером. Вор прекрасно знал, о чем дальше пойдет речь, и не ошибся.
— И принесла эта девка нашему вольному ветру очень интересную торбу со снедью. Видать, совсем плохая она повариха была, потому что медовуху настаивала на ржавой пилке. Я даже сначала подумал, что надо бы глаза у казарменного лекаря проверить, а потом смотрю — так оно и есть, плавает в бутыли самая настоящая пилка. Хоть и ржавая, но острая. Такой и решетку перепилить можно, ежели умеючи…
— Инициативные нынче девки пошли. Да и кто ж знал, что эта простушка возьмет бутылку из чистого стекла?! — больше Айвен сдерживаться уже не мог, — Вымя отрастила на две ладони, а ума так и не нажила к двадцати годам!
— Это да, ухватиться там было за что, и с заду, и с переду, — мечтательно причмокнул рассказчик.
— Ты лучше хватайся за нашего мальца покрепче, да смотри, чтобы он вольного ветру от страху не пустил, — оборвал его второй стражник и взял цепь от кандалов, сковывавших ноги юноши. — Ну, Айвен, ты у нас в гостях не впервой, так что куда идти знаешь. И в ближайшие полгода ты будешь зваться у нас не иначе, как тюремным сквозняком…
Осторожно протиснувшись в неплотно прикрытую дверь, пес огляделся и принюхался. Трактиров, подобных этому, он за свои годы странствий повидал немало и прекрасно знал, чего здесь можно ожидать. Помимо вполне ожидаемых запахов множества незнакомцев и всевозможной пищи, он уловил и кое-что смутно узнавамое. Впрочем, собственное бурчащее брюхо было куда как важнее непонятного странного запаха, и поэтому пес осторожно, вдоль стены, начал пробираться в сторону кухни.
Он продолжал принюхиваться, стараясь выделять не только запахи, но и их хозяев. Как показывал его немалый опыт, люди, сулящие неприятности, пахли весьма схоже вне зависимости от того, где и в какой ситуации они встречались — табаком, кислым дешевым вином или кровью. Кстати, и добрые люди тоже зачастую имели немало общих друг с другом ароматов, и чаще всего это был запах молока, теплого хлеба или жаркого пламени. Увы, если первые в этой таверне были в достатке и даже излишке, то пахнущих приятно людей псу обнаружить не удалось.
Ознакомительная версия.
