А ещё я хочу испытать то, что испытала она. Попасть в могильник, увидеть все эти ловушки и заклинания, увидеть тварей, которые живут там. И… меня гложет чувство вины. Элаги думала, что нам на неё наплевать, и мы вели себя так, будто бы она действительно предоставлена сама себе. Мы не хотели стеснять её, заставлять что-то делать, навязывать чувство долга… Но сделали это слишком… слишком неудачно. Я должен искупить свою вину. Как сделать это по-другому я не знаю. Поэтому я пойду в Эзмил. Если ты откажешься, я пойду один. Иначе я никогда не обрету покой.
Альх замолчал, уставившись в землю.
Велион тоже молчал. Мысли бегали в голове, путались, терялись. Он не знал, что делать. Но решение принял. Положительное решение. Могильщик чувствовал себя виноватым. Нет, не в смерти Элаги и уж тем более не в том, что поведёт Альха в город, где купец может погибнуть. Может, в том, что он солгал? Сказать Альху, что знал Элаги? Что она пошла не в Эзмил, а в Имп? Нет, никогда. В этом случае купец захочет пойти в Имп, начнёт уговаривать, а Велион не сможет отказать… после этой истории… после того, как понял, как Элаги ошибалась в своих родителях, он поведёт купца в Имп. А это верная смерть.
Быть может, он чувствовал себя виновным в этой лжи? Во лжи, которая, может быть, поможет обрести покой Альху, но никогда не позволит обрести покой самому могильщику.
Старый опытный могильщик, который видел столько смертей, столько неправды, столько несправедливости из-за чего ему казалось, что он настолько зачерствел, перестал быть человеком и чувствовать по-человечески, испытывал муки совести. Он чувствовал себя лжецом и трусом. Пусть его ложь и трусость спасут человека, вот этого купца, отрастившего себе приличное пузо и нажившего полголовы седины, даруют ему покой... Это ничего не меняло. Велиону казалось, что он совершает подлость перед Альхом, перед памятью о Элаги. Но вести купца на верную смерть он не мог.
- Я отведу тебя в Эзмил, - сказал тотенграбер. – Сам не знаю почему. Твоя дочь… - он замолчал. – Твоя дочь здесь не причём. Пойдём налегке. Наступаешь туда же, куда наступаю я. Руками что-то трогать только после моего разрешения. Все мои приказы выполнять беспрекословно. И знай. Цена, которую ты заплатишь за покой, может оказаться слишком высокой.
- Я готов к этому, - твёрдо сказал Альх.
«Ждать нас до заката. Если не появимся к этому времени, уходите. Если Велион придёт один, заплатите ему десять марок (Велион запросил эту сумму) и проводите до жилых районов, если, конечно, захочет. В этом случае весь товар ваш», - такие указания дал Альх Свирогу. Командир охраны ответил, что будет ждать до утра. Впрочем, вряд ли кто-то решит двигаться в дорогу после заката. С другой стороны, стражники, относящиеся ко всему связанному с мёртвыми городами (Велион стал счастливым исключением: все понимали, что если бы не он, то крысы начали бы глодать их кости ещё до полуночи) с большой опаской, могли дать дёру. Ещё, конечно, существовала вероятность того, что стражники могут смыться сразу, прихватив товар, но когда Велион высказал эту мысль Альху, купец усмехнулся и туманно намекнул на то, что его руки достаточной длины.
Из лагеря Велион и Альх выдвинулись на самом рассвете. Всю еду и воду могильщик нёс сам в своём рюкзаке, куда он надеялся набрать хоть немного ценностей. Купец шёл налегке, на поясе висела только баклага с водой, Велион полагал, что так будет проще и безопасней. И меньше вероятность того, что съестное погибнет вместе с купцом. Он не собирался возвращаться в одиночку: может быть, охранники не сбежали бы, но уж бродягу-могильщика за десять марок они прирезали бы без разговоров, и плевать, что он спас их шкуры во время того нападения. Всё-таки в людскую благодарность могильщик верил мало. Куда больше в алчность.
Утро было довольно прохладным, всё-таки ещё только середина апреля, пусть днём тепло, пожалуй, для апреля даже жарковато, но ночи ещё были холодными. Благодаря этой утренней прохладе могильщик и купец двигались довольно быстро – холод подгонял Альха, отвыкшего передвигаться пешком, Велион же порой за день проходил до полутора десятков миль, медленно шагать он просто не умел. До Эзмила надо было добраться как можно быстрее – Велион предпочитал работать днём, когда всё видно, к тому же до заката гады, обитающие в могильниках, появляются куда реже. Обозники отказались приближаться к городу, поэтому пришлось вставать лагерем в том месте, где начинался объезд, а это добрых полторы мили до города. Ко времени, затраченному на этот переход, ещё стоило прибавить пару часов на проход по окраинам, где вряд ли найдётся что-то ценное, ещё какое-то время на поиски мест, куда раньше не заходили другие могильщики, так что работа начнётся самое лучшее в обед. А ещё надо возвращаться назад: город опять же желательно покинуть засветло.
Обдумывая это, Велион мысленно кривился. Вряд ли он много заработает на этом походе. Хотя бы будет десять марок, которые заплатит ему Альх. А надо бы купить новый плащ, как следует наточить меч у какого-нибудь кузнеца… Хоть сапоги, прохудившиеся ещё прошлым летом, починил, до осени должны продержаться. А до осени ещё много что может произойти.
Дорога, по которой шли двое «тотенграберов», была довольно хорошей – всё та же трасса, сделанная из плотно пригнанных друг к другу камней. Правда, первые несколько сот футов были довольно неприятными: дорогу пытались разобрать, скорее всего, безуспешно, но ощущение было таким, что каменное полотно дороги пережевали, да так, что иногда ямы приходилось даже перепрыгивать. Видимо, люди, обитающие неподалёку, решили приспособить ровный неиспользуемый камень для своих нужд, но очень давно, наверное, сразу после того, как проложили объездную дорогу, то есть около пятидесяти лет назад. Если всю дорогу до Эзмила ещё не растащили, значит, камень плохо отковыривался. Или транспортировался – камни были большими, два фута в ширину и длину и около пятнадцати дюймов в толщину. А может, своё сыграли какие-то другие причины, крестьяне легко верят в такие вещи, как, например, проклятые камни Эзмила. Если какой-нибудь из воришек заболеет или погибнет при странных обстоятельствах или несчастного случая такие слухи появляются быстро. Тем более, иногда они вовсе не были бредом и выдумками.
Но раздолбаная дорога быстро кончилась, ям становилось всё меньше, и вскоре Велион и Альх шагали по ровной и прямой дороге. По обочинам росли деревья и кусты, было видно, что это искусственные насаждения: ряды аллей были ровными, все растения располагались на равном удалении от обочины. А в полумиле от городских ворот обычные берёзы, клёны и рябины сменили яблони, грушевые деревья, вишнёвые кусты, черёмуху, сирень, смородину, шиповник, росшие чёткими прямоугольниками, пересекаемые аллейками, выложенных камнями и заставленных скамейками. Ещё аллеи были заставлены скульптурами, высокими фонарями, и каждая вторая расширялась вдали, выходя на фонтаны со сложными скульптурными композициями, причём, каждый раз разными. Заросли, несмотря на то, что их не обрабатывали уже около восьмидесяти лет (так в последнее утверждало большинство магов) практически не одичали, только кое-где росла крапива. Наверняка, сад был заколдован.
