Лавка была так себе, одноэтажная, с узкими окошками из мутноватого стекла. Ни в какое сравнение не шла с витринами супермаркетов у неё дома. Шерил даже усомнилась, а туда ли она попала, куда её направила Ойсеррин. Но потом прикинула, что именно в такое место и могут заявиться ойры не вызывая недоумённых взглядов и решительно толкнула тяжёлую дверь. Внутри оказалось довольно светло, хотя светильники не горели, а того света, что проникал сквозь узкие окошки было явно недостаточно. Шерил даже на мгновенье подумалось, что может это какая-то магия. Ну мало ли. Раз в этом мире есть крылатые люди, так может здесь научились создавать рассеянный свет, не имеющий источника. Потом взгляд уловил блик, другой, шаг в сторону дал возможность рассмотреть небольшое зеркальце, наклонно укреплённое в стене, потом другое, третье. Так вот как они освещают это помещение! И не проще ли было просто расширить окна? Наверное, не проще. Люди никогда не будут сооружать что-то сложное, если простое им доступно.
— Эй, что ты там глазеешь? — донёсся до слуха Шерил возмущённый голос. По крайней мере, так она для себя перевела эту длинную фразу. Язык-то, как и предупреждала Ойсеррин, оказался незнаком. Шерил молча подошла к прилавку, за которым обретался тощий жилистый субъект и выложила не него тряпицу с засушенными болотными орехами. Молча, потому, что своё незнание языка империи решила не демонстрировать. Это для ойров вполне естественно незнание самого распространённого в этих местах наречия, а она-то человек.
— Три менке, — в глазах у торговца заплясали алчные огоньки.
Что именно три, а не сколько-нибудь ещё Шерил поняла, потому, что ей это показали на пальцах, а название самой мелкой из монет она различила на слух. И принялась молча сворачивать тряпицу со своим товаром. Озвученная сумма была слишком мала, даже с учётом того, что полную стоимость ей всё равно не стребовать, а торговаться она не умела, да и не горела желанием учиться.
— Стой! — торговец цепко ухватил её за руку и быстро залопотал что-то непонятное. Шерил уставилась на него с максимально безразличным видом, вызвав ещё одну порцию нераспознаваемой трескотни. В конце концов, они сошлись на одном минге за орех, и это была очень неплохая цена. Равно выгодная для обеих сторон.
Из лавки Шерил выходила ступая твёрже и оглядывая улицы городка благодушнее, чем раньше. Надо же, какой уверенности добавляют человеку звенящие в кармане монетки! Кстати денежные знаки здесь были презабавные: округлые, перламутрово-прозрачные, с небольшим продолговатым отверстием у одного края, так, что носить их можно было, нацепив на шнурок или крупную булавку. И действительно отличались по размеру: менке — с ноготь большого пальца, минг — в два раза крупнее, а майна — в три. Курс обмена немного отличался от места к месту, но был примерно равен одному к семи (эту ценную для любого путешественника информацию ей сообщила ещё Ойсеррин, когда давала последние инструкции).
Что делает нормальная девушка, когда у неё в кармане неожиданно оказывается чуть больше монеток, чем она рассчитывала? Правильно, идёт в ближайший торговый центр, ну или на рынок, как в данном случае. Нет, потратиться пришлось бы в любом случае, еды купить (не одним же подножным кормом питаться), да и из вещей кое-что. Вот хотя бы расческу нормальную. Ойрам хорошо, их жёсткие гривы ниже плеч не отрастают, да и не путаются почти, а её мягкие человечьи волосы требуют ухода. Точно требуют. Шерил медленно брела между рядами с товаром и остановившись у какой-то блестящей отполированной металлической поверхности, внимательно на себя посмотрела. Мда. Не зеркало, конечно, но видок тот ещё.
Неожиданно над ухом прозвучала длинная насмешливая фраза, произнесённая низким красивым мужским голосом. Шерил очнулась, отшатнулась от блестящей поверхности, наткнулась на насмешливый взгляд торговца и развернувшись, поспешила по делам. Надо же, столько не медитировала, что теперь при виде собственного отражения чуть в транс не провалилась. Нужно срочно с этим что-то делать. И она даже знала что именно. Вот только провизией закупиться и несколько жизненно важных мелочей прихватить.
Не строят в чужих странах храмов чужим богам, но Творцам в этом плане повезло. До сих пор не найдено ни одного мира, где предметы искусства не собирались бы в одном месте, а что лучше музея подходит для служения Музам? И состояние у неё самое то: от голода ещё не покачивает, но лёгкость в теле чувствуется небывалая, а душа готовится отлететь навстречу покровительницам искусств. То, что из сумки одуряющее аппетитно пахнет пирожками (неважно как они тут называются, по умолчанию примем, что начинка, завёрнутая в тесто — это пирожок), служило дополнительным стимулом покончить с делами духовными и заняться делами телесными. Ноги сами выбирали дорогу, почти не советуясь с витающим в эмпиреях разумом, но следуя какому-то дремучему инстинкту, несли её в нужном направлении. А чем иным объяснить, что блуждая по совершенно незнакомому городу, она с сомнамбулической точностью вышла к наверняка единственному в этом городке музею?
— Стой! Куда?! — когда она уже почти ступила за порог, за плечо её схватила чья-то мосластая ладонь. Шерил остановилась как вкопанная, и недоумённо моргая глазами уставилась на дряхленьккого дедка, которого она совсем не заметила, и который так и удерживая Шерил на месте, принялся что-то экспрессивно ей доказывать то и дело тыча в приколоченную у двери табличку. Шерил перевела на неё взгляд и долго не могла сообразить, что же это всё значит, хотя надпись была предельно ясной даже для неё, практически не владеющей языком и письменностью. Три менке за вход. Это как? Это за прикосновение к Искусству деньги платить? Святотатцы, варвары и идиоты!
Однако потребность в общении с покровительницами искусств и балансировке внутренних энергий была столь велика, что она без возражений рассталась с требуемой суммой и вошла под сень храма. Она не замечала скудноватого освещения, и общей неухоженности помещения. Бродила от статуэток к картинам, от причудливо расписанных масок к длинным узорчатым тканым полосам непонятного назначения и всей душой впитывала эманации творения. Ей даже не слишком было важно, насколько мастерски исполнена та или иная вещь и так ли уж она красива. Гораздо ценнее были порывы вдохновения, овладевавшие мастером во время создания шедевра. Они то и дело проглядывали то в мазке краски на холсте, то в причудливости древесного завитка резной шкатулки, капризном изгибе губ каменной девушки или россыпи лепестков нарисованных цветов.
Музейоны, где Творцы поклонялись своим покровительницам, отличались от музеев, и хотя тоже собирали экспонаты, делали это по непонятному для неодарённых признаку. И не раз служили темой для анекдотов. Странным, наверное, на посторонний взгляд казалось собрание, где настоящие шедевры соседствовали с откровенной мазней и примитивными поделками (а так же детскими рисунками, но творения своих обожаемых малышей Творцы на суд общественности не выносили, выставляли в отдельных залах и только для своих). Но как уже было сказано выше, мастерство исполнения экспоната было далеко не самым определяющим фактором при помещении его в музейон.
