Оставалось выжидать, стараясь не оставлять следов, которые могли бы навести Ее на логово Повелителя.
Другие дороги, другие дни.
Огонь трепетал, танцевал и ластился. Он нетерпеливо касался закопченных стенок никогда не чищеного очага, жадно облизывал потрескивающие дрова, ласкал железную, черную как ночь решетку… Огонь был другом. Он дарил тепло. Он успокаивал. Он надежно хранил тайны… Одна из них как раз сейчас превращалась в угольки.
Девочка поворошила золу кочергой, припрятывая предательски уцелевшие остатки: несколько спекшихся бусин, стеклянная пуговица, почти расплавленное колечко из дешевого мягкого металла… То-то Шаррона теперь разозлится, не обнаружив своего сокровища! Девочка мимолетно улыбнулась, предвкушая, и машинально потерла синяк на скуле — огромное, безобразное лиловое пятно, появившееся на ее лице благодаря злючке Шарроне. И это тогда, когда девочку пригласили на Прощальную ярмарку в городе!
Смутный переполох в глубине дома заставил ее насторожиться и прислушаться.
«Где эта маленькая дрянь?! — донесся плачущий женский вопль, — Вы посмотрите только, что она натворила!.. Да?! А кто же еще?!.. Пустите, я ей глаза выцара… Пусти!» — вопль взметнулся до истерического визга и грохот в глубине дома опасно приблизился.
Девочка не стала дожидаться расплаты, а привычно скользнула в темный закуток за очагом. О его существовании помнила только она и использовала как убежище в подобных ситуациях. Надо ли говорить, что похожие ситуации возникали частенько…
Комната наполнилась возбужденными людьми, пытающимися сдержать разъяренную фурию — высокую молодую женщину с размазанной по лицу косметической краской. Искаженная ненавистью физиономия заметно уродовала ее, но в обычной обстановке, наверняка, не один мужчина внимательно глядел ей вслед. Да что там, если говорить открыто, не один мужчина платил хорошие деньги, чтобы провести с нею пару часов. Потому что лишь совсем неискушенный наблюдатель, увидев эту толпу кричаще одетых и аляповато накрашенных женщин, не догадался бы, где происходит дело.
Женщины принялись разноголосо вопить и скандалить, как-то незаметно забыв, зачем они примчались сюда и лишь появление новых действующих лиц заставило их умолкнуть, да и то, только после резкого окрика хмурой седовласой дамы, облаченной в строгое темное платье. Женщины стихли, поспешно поправили пострадавшие прически и кокетливо заулыбались, привычно выставляя свои прелести, поскольку вместе с седовласой в дверь вошло целых три мужчины, и судя по внешнему облику, отнюдь не оборванцев. Добротные костюмы, уверенные лица, твердые взгляды… Может быть слишком твердые, для приличных людей, но заведение моны Каримы не отличалось фешенебельностью, и ее девочки не привыкли привередничать.
Но к величайшему всеобщему разочарованию мужчины, за исключением одного, самого толстого, даже не взглянули в сторону кокеток. А единственный, кто заинтересовался, выбрал, естественно эту стерву Шаррону, проигнорировав даже слой размазанной косметики на ее мордашке. По знаку седовласой Каримы недовольные женщины скрылись, а двое оставшихся мужчин устроились в деревянных креслах у очага. Девочка, лишенная возможности незаметно исчезнуть, притихла. Но и ее тоже поджидал сюрприз. Карима подошла к очагу и постучала по решетке:
— Крошка, я знаю, что ты там, вылезай!..
Встревоженная девочка перестала дышать, затаившись и надеясь, что Карима пошутила или просто лишний раз страхуется. В детстве ее часто обманывали подобным образом. Но мона Карима снова постучала по решетке, на этот раз сильнее и обойдя очаг, заглянула за каменную кладку:
— Выходи, милая. Эти люди хотят поговорить с тобой… — и добавила свистящим шепотом: — Вылезай, мерзавка, иначе вытащу за космы…
Сердце девочки замерло на целую вечность, замороженное ужасом, а потом забилось часто, неровно, толкаясь в ребра. И каждый толчок отдавался резкой болью. Девочка знала, что рано или поздно случится нечто подобное, что она услышит роковой зов, что это произойдет обязательно и с ней, как со всеми остальными, в конце концов, она росла в публичном доме, а не в оранжерее и глупо было бы надеяться… Но она надеялась до сих пор.
— Вылезай! — прозвучал третий строгий оклик, и девочка завозилась, выбираясь наружу. Деваться все равно некуда.
Выбралась, отряхнулась, не глядя ни на кого, вскинула надменно подбородок. Зеленые глаза стрельнули вокруг и погасли лишь тогда, когда их обладательница убедилась — пути к бегству перекрыты. Карима заранее все предусмотрела и заперла лишние двери. Уж она-то знала нрав своей воспитанницы.
— Малышка, — проговорила Карима почти ласково, поправив складку на помятом платье девочки. — Эти добрые люди хотят, чтобы ты спела для них…
— Что?! — хрипло переспросила пораженная девочка. Ей показалось, что она ослышалась.
— Люди рассказали им о твоем чудесном голосе, и они пришли послушать, как ты поешь… — сообщила Карима, вкрадчиво улыбаясь молчаливым посетителям.
Девочка изумленно моргала. Пришли в публичный дом послушать пение?.. С другой стороны, куда же им еще идти, если она здесь живет? Девочка на всякий случай с сомнением посмотрела на молчунов в креслах и увидела отчетливый кивок одного из них. Что ж, если они так хотят… Возможно, это только вступление к дальнейшему. Сердце болезненно трепыхалось.
Девочка встала поближе к огню, чтобы хотя бы со спины чувствовать себя защищенной, сжала кулаки, спрятав их в складках юбки, подумала несколько мгновений, выбирая песню и стараясь немного успокоиться, иначе, голос не послушается ее, а потом запела.
Нет, что бы ни случалось, что бы не происходило с девочкой, голос — звонкий, сильный, покорный — никогда не изменял ей. Петь она начала так давно, что не помнила, как это случилось впервые. Ей временами казалось, что даже в колыбели она пела. Пела так, что люди вокруг бросали свои дела и слушали только ее. Никто никогда не учил ее владеть голосом, но она знала как это делается инстинктивно. Тарита, которая в отличие от самой девочки помнила момент ее появления в заведении моны Каримы, говорила, что хозяйка согласилась купить у оборванцев-родителей их трехлетнюю дочь лишь из-за ее необычного голоса. Кариме казалось, что это может привлечь внимание клиентов к ее заведению. Но она ошиблась. Клиентов, как правило, не особенно интересовало музыкальное сопровождение. Да и девчонка оказалась чрезвычайно строптивой. Так что последние несколько лет Карима чаще жалела, что взяла в дом эту хамку. Редкую радость ей доставляли только выезды девочки на городские ярмарки, откуда она привозила денег зачастую больше, чем иная девица заработает за неделю. Люди слушали маленькую певицу. И платили деньги за ее талант. Но Карима чуяла, еще год-два и своенравная девчонка, скорее всего, сбежит однажды ночью. Поэтому появление этих двух сумрачных типов с, безусловно, интересным предложением было как нельзя кстати. Если девчонка им понравится, они обещали сумму, какой Кариме с лихвой хватило бы на ремонт старого здания, где щели в полах были такими, что крысам приходилось перепрыгивать их с разбега.
