Стойбище, которое охранял этот бездельник, располагалось у подножий утесов, за небольшим озерцом, почти точной копией того водоема, в котором расстался с жизнью местный Шер-Хан. До трех десятков плетеных шалашей, прикрытых сверху шкурами, было ярдов сто, и Блейд видел суетившихся у большого костра женщин, дюжину мужчин, восседавших на плоских валунах, и ребятишек самых разных возрастов и калибров, плескавшихся у озерного берега. Все взрослые, и женщины и мужчины, отличались изрядной волосатостью; одни носили пояса с передником из оленьей или козьей шкуры, прикрывавшим чресла, у других имелись еще накидки — либо из шкур, либо плетеные из травы. Дети бегали голышом.
Убедившись, что его никто не замечает, Блейд продолжал свои наблюдения. Женщин было десятка два, детей — раза в полтора больше; судя по числу хижин, племя недавно понесло изрядный урон. Или, быть может, часть волосатых спала в своих шалашах? В любом случае, этот клан насчитывал не больше семидесяти человек, причем мужчин, по мнению Блейда, было маловато.
Рассматривая их, он заметил, что туземцы, сидевшие на камнях, как будто подчиняются некой субординации. Два валуна казались повыше, и двое мужчин, занимавших эти почетные места, носили плащи и по пучку перьев за каждым ухом. Остальные группировались вокруг предводителей, склонившись к ним и словно прислушиваясь к какому-то спору; иногда то один, то другой поднимался, желая, видимо, вставить слово.
Совещание, понял Блейд, внезапно припомнив свой сон перед стартом. Здесь не было уютного зала, стола и кресел, но суть от этого не менялась -люди все так же спорили, говорили, обсуждали свои проблемы, упорствовали в собственных заблуждениях и не желали прислушаться к доводам соседа. Пожалуй, сие доказывало человеческую сущность волосатых в гораздо большей степени, чем огонь, шалаши, передники из шкур и перья в волосах.
О чем же шла речь на этом совете? Странник почти не сомневался, что угадал: надо было отправляться на охоту в степь, а в степи бродил саблезубый.
Что ж, решил он, стоит порадовать аборигенов доброй вестью. Соскользнув с валуна и не обращая внимания на храпевшего стража, Блейд направился к шалашам. У берега озерца, которое ему предстояло обогнуть, как и на всей площадке, не было камней — вероятно, они пошли на строительство баррикад, перекрывавших широкие проходы. Деревьев не было тоже; лишь голая земля с желтевшими кое-где участками вытоптанной травы. Тем не менее чужака заметили не сразу. Мужчины совещались, женщины пекли мясо над костром, дети играли; Блейд успел пройти ярдов тридцать, когда ребятишки подняли наконец крик.
Он не остановился, не замедлил движений, лишь выпятил грудь, о которую бились тигриные лапы с огромными когтями. Поверх них лежало ожерелье, и клыки, подвешенные на травяных жгутиках, мерно побрякивали в такт шагам, словно кастаньеты. Складки тяжелого плаща делали плечи Блейда еще шире; его нагие руки и торс бугрились мощными мышцами, ноги уверенно попирали землю, а на топоре, который он тащил под мышкой, еще темнели пятна засохшей тигриной крови. Вероятно, грозный облик пришельца, героя — или даже божества! -вселил в волосатых ужас. На миг они застыли, кто где стоял или сидел: мужчины — на своих каменных табуретах, женщины — у костра, дети — по колени в воде; затем с громкими воплями начали разбегаться.
Блейд неторопливо подошел к камням, выбрал тот, что был повыше, и сел, прислонив к соседнему топор и копье. Его появление произвело несомненный эффект! Женщины с ребятней попрятались в шалашах, охотники, более здравомыслящая часть племени, ринулись к скалам и теперь с завидной скоростью лезли вверх. Интересно, за кого они принимают нежданного гостя? За зверя, превратившегося в человека? За злого демона или великана, который пожрет всех, кто не успел познакомиться с тигриными клыками? В таком случае, стоило их успокоить.
Поднявшись, разведчик шагнул к костру, выбрал кусок наполовину пропеченного мяса и впился в него зубами. Он и в самом деле чувствовал голод, отшагав с утра больше десяти миль, так что ланч пришелся очень кстати. Покончив с первым ломтем, он принялся за второй, потом подошел к озерцу, напился из горсти и обтер руки о свой плащ. Десятки глаз следили за ним со скал и в щели, зиявшие в стенках хижин.
Он снова сел на камень, поигрывая ожерельем, неторопливо осматривая стойбище. Пожалуй, этот волосатый народец был не столь уж примитивным! Они умели добывать огонь и строить жилища, плести веревки и сумки из травы, шлифовать кремневые наконечники, выделывать шкуры и жарить мясо. Теперь предстояло познакомиться с их языком. Блейд предвидел, что звуки неведомой пока речи уже живут в его подсознании, и несколько фраз, которые он услышит, пробудят их, наполнив значением и смыслом. Так было всегда; появляясь в новом мире, он мог говорить на языке обитающих в нем существ.
Сейчас двое из них, спустившись с утесов, нерешительно направлялись к нему. Длинный и короткий, предводители племени. Длинный был мужчиной зрелых лет, но еще весьма крепким; его костистое сухощавое лицо украшали пышные бакенбарды. Борода отсутствовала; как вскоре узнал Блейд, у туземцев волосы росли где угодно, кроме подбородка, верхней губы да еще, пожалуй, лба. На физиономии длинного застыло выражение некой отрешенности и почти олимпийского спокойствия, хотя Блейд заметил, что это дается вождю нелегко: пальцы у него подрагивали, а левая нога вдруг сама собой цеплялась за правую. Мужественный парень, решил разведчик; боится, но идет!
Короткий, похоже, не испытывал страха — может быть, потому, что был стар и мало дорожил жизнью. По накидке, украшенной козьими хвостами и грубыми костяными фигурками, Блейд опознал в нем шамана. Бакенбарды у коротышки были выщипаны, зато на голове торчала шапка спутанных седоватых волос; шерсть на груди и плечах, на тонких искривленных ляжках тоже была седой. Этот старый гном выглядел тощим, но жилистым, и двигался странной походкой — вприпрыжку, словно подбитый камнем краб. Приглядевшись, Блейд заметил, что он горбат — то ли от рождения, то ли в результате травмы, полученной в схватке с каким-то зверем. Его левое плечо покрывали страшные шрамы.
Остановившись перед пришельцем, оба аборигена уставились на него во все глаза. У длинного зрачки были серыми и тускловатыми, глаза старого гнома напоминали расплавленный янтарь. Точь-в-точь как у лорда Лейтона, подумал странник и ухмыльнулся: этот тощий коротышка был вдобавок горбат и двигался почти так же неуклюже, как его светлость.
Наконец длинный дернул кадыком и с сомнением пробормотал:
— Ахх-са?
— Хул! — возразил гном. — Ахх-лават. Бо ор пата!
