На этот раз, он также пристально смотрел в сторону Леса, а его коршун подергивал головой, глядя на Яна. Не растерявшись, Ян улыбнулся коршуну и почтительно скинул с головы капюшон куртки. Чендеру резко повернулся в его сторону и слегка кивнул головой в ответ. Ян на мгновение отвел глаза и тут же, снова взглянув вверх, увидел лишь сторожа, всматривающегося в сумерки леса и птицу, чистящую перья загнутым клювом.
Обходя площадь на второй раз, Ян думал о том, что все происходящее вокруг становится с каждым днем все более загадочным. Зачем он попал в этот странный мир? И сможет ли он когда-нибудь вернуться домой? Последний вопрос особенно сильно будоражил его мысли, наполняя душу беспокойством, порой перераставшим в страх. Он усиленно вглядывался в свои кроссовки, пытаясь собрать воедино все мысли и догадки последней недели. Внезапно с противоположной стороны площади раздался крик. Вздрогнув, Ян поднял глаза и увидел то, на что уже глядели все окружающие, замерев от неожиданности. По наклонной мостовой Западной улицы, по направлению к площади стремительно громыхала огромная повозка, в сравнении с которой тележки Монто казались просто игрушечными. На ней полыхал гигантский костер — пятиметровый стог сухого сена вспыхнул как спичка и, развеваемый ветром, несся прямо в оцепеневшую толпу. В секунду поднялся страшный шум: люди в панике бросались из стороны в сторону, натыкаясь и наступая друг на друга в поисках убежища на открытой площадке «Говорильни». Огненная смерть неуклонно настигала своих жертв — попытаться остановить поросшую местами мхом громадину означало бы попросту броситься в топку огромной печи. Темно-зеленая фигура соскользнула с лестницы сторожевой вышки — Чендеру бежал навстречу повозке. Еще мгновение — и он принял на себя удар, упершись обеими руками в дубовый борт и скользя ногами по мостовой. Но разогнавшаяся тяжесть смела человека со своего пути — руки Чендеру сорвались, и он кувырком влетел в огненный столб. Не понимая, что делает, Ян протянул вперед руку и повозка взмыла над землей за несколько шагов до первых сжавшихся в комок малованцев. Он медленно сжимал пальцы в кулак — и пламя, сопротивляясь и шипя, уменьшалось до тех пор, пока совсем не исчезло в пустоте. Ян резко опустил руку, и дымящаяся повозка рухнула на булыжники мостовой. Никто не мог произнести ни звука. Пораженные люди оглядывались на Яна, поднимаясь с земли и выглядывая друг у друга из-за спин. Ян взглянул на свою руку — никаких следов. Ничего необычного, ладонь как ладонь. Затем он перевел взгляд на «поле битвы» и замер: Чендеру стоял возле покосившейся повозки, живой и в буквальном смысле невредимый. Ни одного ожога не было на его разгоряченном борьбой лице, а замазанные сажей руки поправляли разметавшиеся, но ни на волосок не опаленные космы. Одежда, краснея, тлела и беспомощно отваливалась почерневшей золой. Чендеру, в свою очередь, не отрываясь глядел на Яна, обескуражено качая головой. Неловкую тишину нарушил пронзительный детский плач, затем вздохи и стоны были подхвачены негромкими дрожащими голосами — и вот уже снова вся площадь пришла в движение. Люди стихийно выражали чувства, переполнившие их за последние пару минут. Ян продолжал в недоумении оглядывать руку, машинально хватаясь за голову и покусывая кончики ногтей. Малованцы глядели на него с опаской и кивали в знак почтения, отводя взгляд: «Ян!» — Олин и Эои бежали к нему, с беспокойством оглядывая изменившуюся обстановку «Говорильни». За ними быстрым шагом шёл невысокий и довольно упитанный парень в больших охотничьих сапогах и с беспорядочной русой шевелюрой.
— Ян! Что здесь произошло? С тобой все хорошо? — накинулась на него Эои.
Олин с удивлением наблюдал за трепетными и боязливыми взглядами окружающих в сторону нового друга.
— Ну, тут у нас чуть было катастрофа не случилась, а я просто помог тушить эту махину.
— Тушить? Как?!
— А откуда она взялась?
— Никто не пострадал?
Пытаясь по порядку ответить на рой вопросов друзей, Ян наблюдал за Чендеру, ковылявшим к воротам ближайшей усадьбы в сопровождении двух мужчин. Как видимо, его неуязвимость отнюдь не распространялась на связки и сухожилия. Обернувшись, он взглянул на Яна, слегка кивнул в знак благодарности и едва заметно улыбнулся. Эои не замолкала ни на секунду:
— Говорят, стог внезапно загорелся, винтороги шарахнулись и вырвались — упряжь была плохо завязана — а вся эта конструкция полетела по наклонной! Ужас! Кстати, познакомьтесь, пожалуйста, мальчики!
Русоволосый парень протянул руку:
— Одуэр Радо гор.
— Ян Серовски, — ответил Ян, стараясь не показать виду, что не ожидал столь крепкого рукопожатия.
Все вчетвером, они направились по Северной улице туда, где, по словам Эои, было «весело и клёво». Им не пришлось идти долго — через несколько дворов от площади, за огромной усадьбой старейшины Соладэра располагался некогда ухоженный, а ныне утоптанный садик. Фруктовые деревья в нем были покрыты разросшимся плющом, а цветочные клумбы росли без какой-либо очевидной системы. Это милое место почему то называлось «Дырой». Сегодня здесь собралась вся местная молодежь — около тридцати человек. Девушки выглядели восхитительно — замысловатые прически и лучшие платья приковывали взгляды парней, державшихся отдельными кучками. Среди гомона и смеха Ян смог различить отдельные реплики — говорили о гвардейцах, о кинжалах, погоде, нарядах из Янвана, об оберегах и смешивании вин с нектарами цветов. Парни щеголяли модными нынче остроносыми сапогами из тонкой телячьей кожи с вышитыми яркими нитками древними иероглифами, а также открытыми бицепсами — вязаные или меховые безрукавки оказались не менее распространенным явлением, чем «смешные» сапоги. Переводя взгляд от человека к человеку, Ян старался сдерживаться от смеха:
— Ян! Чего тут смешного? Ну скажи! — Эои не могла позволить себе упустить что-то очень смешное и повод обратиться к Яну (он успел ей порядком понравиться).
— Вот у него на сапогах написано: «Воин», а у того — «Осел», а тут: «Общественная баня»!
— Откуда ты знаешь? Ты умеешь читать древние языки?!
— Не знаю откуда. Смотри, смотри, а тут вообще целая поэма: «Уважаемый наместник! Прошу принять в дар этих жирных откормленных кабанов!»
— Жирных кабанов! Надо же! — Эои звонко хохотала, опершись рукой на плечо Яна.
— Ой, а тут что-то неприличное. Они что, правда не понимают, что написано у них на обуви?
— Конечно нет! Никто уже давно не понимает все эти древние языки! Просто это считается круто — красивый иероглиф на ботах или на одежде.