играть веселого брата. — Мы оба знаем, что она не отблагодарит тебя за это.
— Возможно, нет, — сказал Джулиус. — Я даже не знаю, какой тайной Бетезда давит на нее, ведь мне никто не говорит, но, что бы это ни было, мы справимся. Мы выдержим все, что грядет, как клан, но я потратил последний день с Марси, будучи сожженным и пронзенным братьями, чтобы стать частью Совета не ради того, чтобы семья полагалась на силовика, держащего нас вместе.
— Я в курсе твоих чувств насчет этого, — рявкнул Брогомир. — Но я тут не для борьбы из-за морали. Я говорю тебе как можно проще, что нам нужно избежать катастрофы. И нужно упомянуть, если ты забыл, что ты в этом Совете только из-за того, что я тебя туда поместил.
— Я знаю это, — сказал Джулиус. — Но…
— Вряд ли ты понимаешь, — Брогомир шагнул вперед, навис над меньшим братом. — Все твое невозможное везение, быстрый подъем к власти — это был я. Ты всегда был ключом к моим планам, Джулиус, и я хорошо с тобой обращался. Теперь я прощу о маленькой услуге в ответ. Тебе ничего не нужно делать. Тебе даже не нужно не делать что-нибудь. Я просто прошу об отсрочке, мы оба можем согласиться, что я удивительно мягок. Если ты ценишь работу, которую я сделал для тебя, все блага, которые я тебе дал, ты совладаешь с немного раздражающим чувством справедливости временно и окажешь мне эту услугу, чтобы спасти нас от неприятностей.
Когда он закончил, Джулиус был прижат к стене. Боб всегда делал все веселым, и было просто забыть, каким старым и страшным он мог быть, когда переставал играть. Даже хуже, у его просьбы был смысл, особенно, когда Челси повторяла Джулиусу не делать этого. Было бы просто — и, наверное, умно — сдаться и сделать, как они говорили, но он не мог. Может, если бы он не провел дни, страдая из-за несправедливости смерти Марси, мольба Боба уговорила бы его, потому что он был в долгу перед пророком сильнее, чем мог отплатить. Но даже когда он был слабаком, Джулиус не любил долги, и он пошел по этой тропе, чтобы покончить с преступлением, которое Боб говорил ему защищать. Не важно, если задержка была на день или на тысячу, не важно, сколько он был должен брату, не важно, если метеорит упадет на гору этой ночью из-за этого, то, что делалось с Челси, было неправильным. Ужасно неправильным. И он не даст этому продолжаться.
Его решение было написано на лице, потому что Боб отвернулся раньше, чем Джулиус заговорил, вышел из лифта, открывшегося на темном этаже, который они делили с Амелией, и его молчание было красноречивым. Джулиус поражался, как его молчание не пускало кровь.
— Прости, — сказал он в спину брата.
— Тебе не жаль, — ответил пророк, двери закрывались. — В том и смысл.
Джулиус не знал, что думать, но дверцы уже закрылись, и он остался один в золотом лифте со страхом, что он совершал вторую крупную ошибку в своей жизни, но все еще собирался так поступить. Этот коктейль мог остановить любого дракона, но Джулиус не мог медлить. Ему нужно было сдержать обещание, и он выпрямился, облачился в решимость, как в доспех, нажал на кнопку, чтобы лифт доставил его на вершину горы.
* * *
После всего напряжения встреча Совета Хартстрайкеров произошла удивительно быстро. Все уже были там, когда Джулиус вошел. Включая Бетезду и Иену, которые сидели за тем, что было мраморным банкетным столом матери, который кто-то вытащил, вырезал из него треугольник и опустил на месте трона Бетезды.
Символизм был прямолинейным, но такими были драконы. Джулиус даже оценил первобытную грубость этого. Он занял место у последнего пустого угла с ощущением удивительной серьезности, опустил ладони на холодный мрамор и повернул голову к членам Совета.
— Наконец-то, — прорычала Бетезда, мрачно глядя на него. — Теперь мы тут и выполнили требования контракта, который меня заставил подписать Брогомир, так что снимайте печать с моего дракона.
— Не спеши, — сказал Джулиус. — Сначала я хочу озвучить ходатайство.
— Это может подождать, — рявкнула Бетезда.
— Не может, — он хмуро глядел на нее. — Если будешь на меня давить, я уйду в свою комнату, и тебе придётся ждать еще день, чтобы получить шанс убрать печать.
Его мать удивленно моргнула, а потом надулась.
— Когда ты стал таким беспощадным?
— У меня была очень тяжелая неделя, — напомнил он. — И хороший учитель.
— Лучше поздно, чем никогда, полагаю, — она махнула рукой. — Ладно. Говори уже, чтобы я могла полетать. Мои крылья болят, ты даже не знаешь, как.
Джулиус сам провел больше месяца под печатью, так что знал, как болели ее крылья. Слова об этом не изменили бы ничего, и он перешел к важному делу:
— Совет собран, — сказал он, не глядя на Челси, которая стояла на балконе рядом с Конрадом, точила меч. — Я бы хотел предложить изменение в структуре клана. Много веков некоторые драконы в нашей земле имели куда меньше прав, чем другие. Потому я первым делом предлагаю Совету Хартстрайкер, чтобы драконов кладки Ф признали как полноценных членов семьи с теми же правами, привилегиями и защитой, что есть у всех, включая снятие печати, наложенной на них при рождении, и право покидать гору, когда они захотят, а еще способность отказывать приказам, которые идут не от этого Совета, без наказания.
— Как много слов, — прорычала Бетезда. — Ты мог бы просто сказать: «Я хочу освободить кладку Ф».
— Я должен был все уточнить, — ответил Джулиус. — Законы плохи, если они слишком широко трактуются. И я не закончил. Я хочу все те же права, защиты и свободы для Челси, и чтобы это было исполнено немедленно.
Когда он закончил, в комнате было так тихо, что он слышал, как пыль залетала на балкон из пустыни.
— Что? — сказала Бетезда.
— Я хочу освободить Челси, — перевел для нее Джулиус. — Сейчас.
Что-то рухнуло в комнате, Джулиус поднял голову и увидел, что Челси выронила меч, который точила. Ее Клык Хартстрайкера еще гремел на полу, как металлическая тарелка, но Челси это не слышала. Она стояла и смотрела на Джулиуса, разрывалась между кошмарным страхом и дикой надеждой, не зная, что будет.
— Ты с ума сошел? — прорычала Бетезда, ударила кулаком по столу, возвращая внимание к себе. — Я это запрещаю! Челси важна для нашей безопасности. Если ее освободить, мы все будем обречены.
— Как? — спросил Иен. — Я думаю, что жизнь без тревоги о том, когда Тень Бетезды ударит меня в спину,
