Иосиф не сдавался, но в итоге вся его аргументация свелась к тому, что нечистый ужасно хитёр, и если чёрт не знает, как выкрутиться, то начинает Богу молиться.
«Значит, и в лоно Святой Церкви могут втереться нечистые духи?» – удивился Данила Романович.
Митрополит подтвердил, что так – ради искушения и совращения с пути истинного Божьих овец могут.
«Выходит, проклятый сатана сильнее Бога? Ты начто богохульствуешь?!» – Государь изо всех сил хватил по ручке престола, на котором сидел, и в негодовании вскочил.
К своему удивлению, Карсидар и Читрадрива почувствовали, что Данила Романович перестал играть, и гнев его неподдельный.
Иосиф задрожал, поняв, что дискуссия приняла опасный для него оборот, и осторожно ответил: сатана не сильнее Бога, но сильнее людей.
«Так ты говоришь, лукавый сильней тебя и в состоянии обольстить самого митрополита Киевского?» – прищурившись, спросил Данила Романович.
Иосиф растерялся и, сбиваясь, залепетал совершеннейшую чепуху. Он так и не смог толком ответить, в состоянии сатана обольстить его или нет. Государь успокоился и сказал:
«Значит, если сатана не в состоянии превозмочь митрополита, чего ж тебе бояться? Поступи по-моему, вот и всё! Если то, что мы задумали, исходит от духа нечистого, ужель его мерзкие деяния могут свершиться во время моления тысяч правоверных христиан, тысяч монахов по всем святым монастырям и церквам во главе с тобой?! А ежели лукавый сильней тебя, заявляю: ты, батюшка, в данный миг ослеплён им, обольщён и не желаешь принять Божью помощь, ниспосланную с Небес нашей многострадальной земле».
Читрадрива по достоинству оценил ловкость, с которой Данила Романович загнал митрополита в двойную ловушку. Теперь Иосифу приходилось выбирать между оскорблением Бога и признанием собственной никчемности. И пока митрополит убито молчал, государь заговорил благосклонно, почти ласково. Как бы между прочим он напомнил о своём обещании вытребовать у патриарха Константинопольского патриарший чин для Иосифа, если Русь остановит нашествие ордынцев.
Митрополит в конце концов сдался. Читрадрива и Карсидар следили за его мыслями, как и за мыслями государя, поэтому не сомневались: Иосиф убедил себя поверить в то, что Бог, его архангелы и святые ниспошлют чудо, если их о том хорошенечко попросить. На всякий случай митрополит решил молить о заступничестве не одну Деву Марию, но всех-всех, начиная от Иисуса Христа и кончая самым незначительным святым угодником.
«А пророка Илью также будут просить помочь нам?» – отозвался Читрадрива.
Иосиф подтвердил, что да, в церквушке на набережной будут молиться Илье. Не очень разбиравшийся в христианском пантеоне Карсидар хотел спросить, какое это имеет значение, но Читрадрива мысленно велел ему не раскрывать рта. А Данила Романович между тем горячо поблагодарил будущего патриарха всея Руси и отпустил его с миром. Вскоре ушёл и Карсидар, которому необходимо было заняться подготовкой засады. Читрадрива кратко повторил государю порядок предупреждения всех полков об опасности, связанной с реализацией плана битвы, и тоже удалился, чтобы позаботиться о ложном донесении насчёт их гибели. Короче говоря, все были заняты по горло и надеялись, что митрополит сдержит обещание. Тогда все тёмные, забитые людишки будут собраны в «святых местах» и заняты делом, вместо того, чтобы путаться под ногами…
– Что, Андрей, боязно?
Они миновали Лядские ворота и остановились. Данила Романович пытливо смотрел прямо в глаза Читрадриве, хотя знал, что ему никогда не удастся проникнуть в мысли колдуна.
– Нет, – ответил Читрадрива, который действительно не испытывал страха. – С чего ты так спрашиваешь, государь?
– Ну, всё-таки… – Данила Романович пожал плечами. – Ты не воин, как Давид, и не привык носить оружие.
Он кивнул на меч, прицепленный к поясу Читрадривы. Карсидар всё же настоял на том, чтобы ему перековали клинок. Более того, он лично следил за работой кузнецов, до тонкостей вникая в самые незначительные на первый взгляд мелочи.
– Да, меч получился что надо, – сказал Читрадрива и подумал: как жаль, что Данила Романович не видел его в той битве, когда был ранен Пеменхат. – Если бы я получил такой раньше, может, из меня вышел бы воин не хуже Давида.
Государь засмеялся, поправил отделанный золотом шлем, одёрнул алый плащ, сделал знак конвою и, понизив голос до шёпота, проговорил:
– Ладно, Андрей, хватит шутки шутить, пора делом заняться. Я знаю, сегодня ты будешь сражаться на свой лад. Посмотрю, как у тебя получится. И как выйдет у Давида. И знай, если выйдет…
– Мы уже говорили о том, и мне нечего добавить, – не очень почтительно оборвал его Читрадрива. – Оставаться здесь Давиду или нет, его дело. Я же наверняка уеду. Так что, государь, не стоит возвращаться к этому вопросу. Тем более, время дорого, сам знаешь. Сегодня я буду сражаться вместе с твоим войском… хоть и на свой лад. Я уже дал тебе слово и не отступлюсь от него.
Ничего не сказал Данила Романович, только кивнул, отвернулся, натянул огромные рукавицы и погнал свою серую в яблоках кобылу вниз, к пристани, чтобы ободрить собравшихся там воинов напутственной речью и отдать им весьма странный приказ. И правда – все, как один, дивились приказу государя. Почему им нельзя выходить на лёд? Чего они не должны пугаться? Татарских псов, что ли? Бежать они и так не собирались – ведь за спиной Киев, а в нём старики-родители, сёстры, жёны, детишки малые, всё их добро, весь мир… Что за притча?!
Однако приказ есть приказ, а воины – люди дисциплинированные. К тому же вслед за тем Данила Романович велел щедро забросать прибрежный лёд якорцами, а наступать на эти острые колючки в самом деле нельзя; вот и нашлось объяснение необычному повелению. И облетела чудная весть центральный отряд, растянувшийся вдоль набережной, понесли её вестовые и в полки, сосредоточившиеся по обе стороны города.
А Данила Романович переместился в третью линию обороны под стены Города Изяслава-Святополка, чтобы отсюда руководить сражением. С места, где он стоял, было видно, как одинокая фигурка поднялась на вершину днепровской кручи и замерла там в ожидании. Силуэт человека довольно чётко вырисовывался на фоне слегка зазеленевшего на востоке неба. Это был Читрадрива, который занял удобную позицию и наблюдал за левым берегом Днепра, где из-за горизонта уже выкатывался шумный поток огней, постепенно поглощавший цепочку сигнальных костров. Где-то там сейчас Карсидар…
…Карсидар же притаился в засаде на Тугархановой косе со своей «коновальской двусотней». И если его головорезы стучали зубами от лютого холода, то ему было жарко. Ещё бы, ведь приходилось управляться с тремя делами сразу! Во-первых, под самым носом крутились татарские лазутчики, и необходимо было ослабить их внимание настолько, чтобы они не обнаружили засаду. Во-вторых, ещё со вчерашннего вечера Карсидар мысленно «прикрывал» два громадных отряда, переправившихся через Днепр выше и ниже Киева. Первый отряд двигался вдоль русла Десны от Вышгорода и Городца, второй заходил с полдороги между Пересичнем и Треполем. Пока что они не приближались к татарскому войску, соблюдая осторожность, да и возможности Карсидара были далеко не беспредельными. Но он старался сделать всё от него зависящее, чтобы ни у кого из ханов не возникло желания разведать обстановку на левом берегу. В-третьих, нужно было следить за тучами, так и норовившими разбрестись по небосводу. И кроме того, приходилось периодически связываться с Читрадривой.
