доводилось слышать от него таких горьких слов.
Алезия располагалась на обширном плато. На востоке и западе крепость защищали реки, на севере и на юге подходы закрывали холмы с крутыми склонами. Выбор Рикса казался удачным. Сама крепость занимала небольшую площадь, но вознеслась над равниной так высоко, что взять ее можно было лишь продолжительной осадой. Как только наши войска подошли к подножию Алезии, Рикс приказал разбить лагерь на склонах вне стен и возвести дополнительные укрепления, выкопав рвы и установив частоколы.
Литавикк озаботился пышным приемом, оказанным нам у ворот города. Я входил вместе с Риксом и князьями. Мандубии напирали со всех сторон, предлагая вино, еду и венки, которыми исстари привыкли венчать победителей. Все просили защитить их от римлян.
От венков Рикс решительно отказался.
— После победы над Цезарем я приму их, — громко произнес он.
Ему предложили королевский дом, но он предпочел свой шатер в лагере. А еще через день пришел Цезарь. Римлянин не терял времени, следуя за нами по пятам. Рикс постарался его удивить и, пожалуй, преуспел. Когда Цезарь в алом плаще выехал на равнину, вид крепости произвел впечатление даже на него.
К счастью, наш обоз успел прибыть незадолго до появления римлян. Когда в мой шатер вошел Гобан Саор, я приветствовал его по кельтскому обычаю.
— Фургоны добрались очень быстро, — сказал я. — Должно быть, вам пришлось выбросить все лишнее, чтобы двигаться побыстрее?.
— Да, пришлось, — кивнул он. — Бочонки, сундуки, в общем, все тяжелое и ненужное, так что пришли налегке.
— Надеюсь, ты не?..
Гобан Саор улыбнулся.
— Нет, конечно. У меня в фургоне. Я сказал людям, что это имущество главного друида. Никаких вопросов не возникло. Правда, ума не приложу, что ты собираешься с этим делать?
— Разумеется, творить магию, — просто сказал я.
Гобан Саор ушел с Риксом осматривать укрепления; Котуат ушел к нашим людям поднимать их боевой дух и помогать оправдываться друг перед другом за недавний разгром. Но перед этим ко мне в шатер притащили нечто, закутанное в шкуры. Я остался наедине с Двуликим.
Когда-то в обычае кельтских воинов было выставлять головы самых достойных врагов на видных местах в качестве боевых трофеев. Со временем обычай забылся, но князья, соблюдая традицию, вырезали трофейные головы из дерева и устанавливали вокруг своих крепостей. Странствуя по Галлии, я не раз наблюдал эти галереи.
Фигура, которую Гобан Саор давно изваял для меня в качестве подарка Менуа, не была трофейной головой. Годы не уменьшили силу ее воздействия. При взгляде на Двуликого я тут же начинал ощущать на лице холодное дыхание Потустороннего мира.
Я сел на землю, скрестил ноги и принялся рассматривать изваяние. До меня долетали звуки труб и крики, предупреждавшие о приближении римлян. В лагере началась суета, воины готовились к столкновению и, естественно, волновались. Но я знал, что в первый день ничего не произойдет. Цезарь развернет войска перед Алезией и будет изучать ситуацию, разбивать лагерь и готовиться к битве. Две великие армии некоторое время будут присматриваться друг к другу, искать в построениях слабые места. А я всматривался в изображение Двуликого.
Солнце, освещавшее кожаные стенки шатра, придавало воздуху охристый оттенок. В этом свете серый камень словно ожил. Еще немного воображения, и в пустых глазах каменной фигуры затеплится сознание, а ноздри начнут чуть заметно подрагивать, словно от легкого дыхания. Гобан Саор — великий мастер, он действительно запечатлел в камне жизнь; странную, нездешнюю, пугающую жизнь. Некто таинственный сидел напротив меня в ожидании. Страшный. Страх — это один из способов магического воздействия. Однажды Менуа поверил, что я смогу зажечь искру жизни в мертвом теле. Однажды я попытался сделать это ради Тарвоса. Сейчас было иначе. Жизнь не покидала каменного тела, она была здесь, заключенная в тюрьму магией мастера. Требовалось другое, более сильное волшебство, чтобы освободить ее.
Я закрыл глаза и сосредоточился. Незримыми пальцами я пытался нащупать пределы своей силы. Я обволакивал Иного в мысленный плащ с капюшоном, пока до меня не дошел запах. Я погрузился еще глубже, проговаривая самые могучие слова, которые я знал: имена богов бездны, повелителей ночи и шторма, темных пространств между звездами — самые темные аспекты Источника. В кончиках пальцев возникло холодное покалывание. Не открывая глаз, я потянулся и положил пальцы на поверхность изваяния. Ощущение было такое, словно я сунул руки в бушующий огонь. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не отпрянуть. И тогда я услышал голоса, глухие, отдаленные голоса друидов, поющих в Великой Роще карнутов. «Ты можешь увидеть свет, но никогда не зажжешь искры жизни», напомнили они мне. Я открыл глаза.
К тому времени, когда в шатер вернулся Гобан Саор, воловья кожа, изрисованная друидскими символами, снова покрывала Двуликого. Мастер мельком взглянул на него, а затем вытащил меня наружу и стал рисовать наконечником копья прямо в грязи разные схемы обороны, объясняя преимущества каждой из них, выделяя те, которые одобрил Рикс.
— Смотри, — говорил он, — если мы возводим частокол прямо внутри периметра стен нашего лагеря, то потом... ты не слушаешь меня, Айнвар?
— Нет, нет, продолжай, я слушаю, — поспешно заверил я его. Пришлось потрясти головой, чтобы вытряхнуть из нее мысли о Двуликом и наклониться, изучая последний набросок Гобана.
Готовились мы. Готовился Цезарь. Он развернул легионы, охватывая Алезию своеобразной подковой, потом быстро воздвиг двадцать три небольших редута, с которых удобно было наблюдать за активностью галлов. Ночью его люди начали рыть окопы и возводить частоколы, которые мы увидели лишь на рассвете. Рикс несколько раз водил людей в конные атаки, пытаясь разбить эти неудобные для нас сооружения, но каждый раз откатывался назад, не выполнив задачи.
— Мои люди сражаются без огня, — сказал он мрачно. — Они идут на врага с оглядкой, будто ожидают в любой момент чего-нибудь ужасного.
— И все же они идут, — ответил я. — Цезарь заразил их умы страхом. Страх — это мощная магия, Рикс. Если ты позволишь, я мог бы совершить ритуал, чтобы они могли...
— Нет! — резко ответил он. — Мои люди могут сражаться без всякой магии! Им не хватает вдохновения. И я дам им вдохновение!
Он собрал воинов и опять произносил зажигательные речи, и опять воины били копьями по щитам. Пока они слышали его голос, их не страшила никакая
