Выражение лица девушки явно намекало на то, что она ни словечка не поняла из моей лекции.
— Ты говоришь очень мудрено и замысловато, — призналась она. — Произносишь много слов, которые мне непонятны. Это несомненно признак опыта и мудрости. Так же сложно иногда изъясняется учитель Меллор. Думаю, когда-нибудь я смогу понять, о чем ты говоришь.
— Очень на это надеюсь, — скривил губы я. — Будем строить теорию по частям. Кто для тебя иноверцы? Ты сама говорила, что сжигать иноверцев нормально.
— Ненормально! Ты не так меня понял. Дело в том, что огонь очищает. Поэтому иноверцев предают огню, чтобы очистить их тело и разум от дьявольской скверны. Ведь душу невозможно уничтожить, можно только осквернить.
— Хм… Значит, огонь очищает? — Я не смог удержаться, чтобы не подшутить над размечтавшейся девицей. — Тогда я вместо ручья буду в костре по утрам умываться!
— Ты что, рехнулся? — вспылила она. Видно, не поняла шутки. — Если предать тело огню, душа очистится и сразу же направится к богу!
— Ладно, ладно. Про огонь все понятно. Кто такие иноверцы?
— Это заблудшие люди. Те, кто сбился с истинного пути, кто поддался на уговоры лжепророков, заблудился в собственных сомнениях…
— А иноземцы тоже заблудились?
— Конечно, заблудились. Они в церкви не ходят, молитвы не читают, лжепророки у них в почете, на каждом углу разглагольствуют. Поэтому они запутались и потерялись.
— И за это их на костер? — добавил я.
— Нет, конечно! — нахмурилась она. — Я сама не знаю, почему дядя Гюнтер так поступает. Неужели скверна так прочно засела в сердцах этих людей…
— А как бы ты поступила?
— Я? Ну… — задумалась она. — Я бы построила в этих краях церковь. И объяснила бы все людям. Открыла бы им глаза, пустила бы свет в их сердца.
— Вот о чем я и говорю. «Кто не с нами — тот дурак».
— Почему ты так говоришь?
— Ты сейчас выразила одну из трех основных позиций отношения к иноверцам — жалость. Ты жалеешь их, словно каких-то калек, прокаженных, неполноценных, может, даже сожалеешь, что нельзя взмахом волшебной палочки вдолбить им в голову веру…
— Но разве может человек спокойно жить, когда его душу окружает скверна? Я не жалею их, просто говорю, как просветляла бы иноземцев, если бы кто-то попросил у меня помощи в этом деле.
— Вторая из распространенных позиций — безразличие. Плевать на них, на мысли, на поступки. На том свете всех рассудят. Самая, на мой взгляд, правильная позиция.
— Почему? — удивилась она.
— Тебе будет сложно понять, — пожал плечами я. — Но я считаю, что так лучше. И есть еще одна позиция, которой, очевидно, сейчас придерживается твой дядя — ненависть. Либо с нами, либо против нас. В такое отношение подчас может перерасти любое другое. Может, дядя Гюнтер, когда сошел с корабля, тоже хотел нести людям только доброе и светлое, но после того, как его послали куда подальше, вместе с его новым богом, не на шутку рассвирепел. Но от идеи не отказался и решил нести людям добро, как получится, даже через предание огню. Ты сама все хорошо видела.
Лилия приуныла.
— Дядя Гюнтер запрещал мне шутить о боге. Даже в самых добрых помыслах. Он говорил, что это первый шаг на пути грехопадения. А ты так часто упоминаешь его, и так легко, без трепета и опасения. Ты так хорошо знаешь его?
— Знаю? — фыркнул я. — Тоже мне, сказанула… Лучше расскажи, почему это ты с таким интересом слушаешь меня? Ведь я иноверец, вернее, банальный атеист, если тебе известно значение этого слова.
— Нет, ты не иноверец, — покачала головой она. — Ты знаешь о нашей вере больше, чем любой из проповедников. Столько правды! Ты мне столько уже всего рассказал! Ведь я все же поняла, кто ты на самом деле!
Последняя фраза Лилии немного шокировала меня.
— Что именно ты поняла? — переспросил я.
— То, что ты… — замялась она. Видно, решила ляпнуть такое, от чего земля может в одночасье перевернуться.
Неожиданно за нашими спинами что-то со звоном грохнулось.
Я резко обернулся.
Ривер стоял, выронив тесак прямо на кучу разложенного под ногами оружия. Его руки заметно дрожали, а выражение лица было таким, будто бы он призрака увидел. А он действительно увидел, но не призрака, а глаза Берты. Девочка стояла, глядя на наемника, в компании мага, раскрасневшаяся и смущенная. Всего мгновение назад у нее на носу точно не было очков.
Магистр Лайрон проявлял неподдельный интерес к необычным глазам девочки, даже больший, чем к моей персоне. Этот интерес, как ни странно, меня радовал, ведь маг мог понять, как управлять ее силой, мог дать Берте надежду на нормальное будущее.
— Прошу прощения. — Он поклонился, то ли мне, то ли Риверу. — Я должен был это проверить…
— Проверяй свою магию в другом месте! — закричала на него Кера и подошла к напарнику. Между ними явно было кое-что большее, чем просто дружба. — Да он же весь бледный! Того и гляди в обморок свалится. Все! Остаемся тут на ночевку!
Лилия спешно поднялась и убежала. Может, это было даже хорошо, что она не призналась, за кого же она меня приняла. Но я, кажется, и так знал это. Ее вера была все так же крепка, как и до встречи со мной, мои саркастические рассказы про рай, ад и бога не смогли изменить ее, а быть может, наоборот, сделали еще крепче. Изменилась только моя роль в ее вере.
В ту ночь люди спали спокойно. Как будто какая-то неведомая всемогущая сила все же властвовала над нами, подарив несколько часов покоя и прохлады. Отдохнул даже я, хотя, кажется, уже во сне и не нуждался — бодрствовал пятые сутки, отвлекаясь только на непродолжительную дрему, своеобразную задумчивость, медитацию. Словно эта сила припасла нам нечто, от чего у нас должна была застыть в жилах кровь, что-то, к чему нам следовало основательно подготовиться.
Форт мы увидели примерно в полдень, когда солнце светило так ярко, как будто собиралось сжечь нас живьем. По сравнению с исполинскими скалами, удивительного и пугающего красного цвета, окружающими его, он казался маленьким и жалким. Но если приглядеться, то даже с большого расстояния можно было узреть его величие. Огромные широкие ворота, арка которых могла пропустить рослого слона, стояли меж двух высоких башен с несколькими рядами узких окон для стрелков. Стены были длинными, высокими и, казалось, врастали прямо в красные скалы. Хоть султанаты и были мирной страной и не враждовали с соседями, военное дело они знали и конструировать защитные сооружения умели. Видимо, много упражнялись друг с другом.
— Ворота открыты, — заметил тощий паренек, так и не назвавший своего имени. Он предпочитал отзываться на прозвище Костлявый, но не желал представляться.
