— Зачем тебе было связываться с Эленой Дагре? Если уж так хотелось любви, кровь взыграла, выбрал бы девушку из народа и валялся себе с ней на сеновале, сколько душе угодно. Пришел бы ее отец — откупились бы, много он не запросил бы. А так одни неприятности! Ты хоть понимаешь, что дело до суда дойти может?
Ларго задрожал и бросился вон из комнаты. Ему казалось, что его и возлюбленную только что облили грязью.
Ему не хотелось уезжать, хотелось к ней, прижать её к груди, а потом выйти на главную площадь и прокричать, доказать им, что они слепы, если не видят, что они любят друг друга, что их отношения чисты, а помыслы невинны. А потом при всех же попросить её руки…
Ларго пытался снова попасть в их тенистый парк, но ему не позволили даже переступить порог собственного дома. Родной брат захлопнул перед ним дверь. Обессиливший от попыток освободиться, безрезультатных попыток объяснить им, что у него и Элены всё серьёзно, Ларго вернулся к себе и упал на постель. Он впервые в жизни плакал, чувствуя себя никчёмным и беспомощным. "Так-то сильно ты любишь её, если стены и воля отца могут удержать тебя!" — корил он себя.
Вошла мать. Заплаканная, с опухшими покрасневшими веками, она присела на край постели и осторожно коснулась рукой его спины.
— Надо ехать, сынок, — вздохнула мать. — Отец велел уехать до обеда. Он очень зол на тебя.
— Ну и пусть! — сквозь зубы пробормотал Ларго.
— Он лишит тебя наследства.
— Ну и пусть!
— Как знаешь… Только эта девушка, как бы красива она ни была, не стоит отцовского проклятия. Она поплачет и забудет, выйдет замуж, а о тебе даже не вспомнит. А ты… Ларго, она же тебе всю жизнь сломала! Она избалована, привыкла к обожанию, она не пара тебе, да и не любит тебя вовсе… Дай я хоть поцелую тебя на прощание!
Она склонилась над ним и поцеловала в макушку. Потом мать встала и, всхлипывая, начала собирать его вещи. Она, самый близкий ему человек, разделявший его увлечение музыкой, тоже не понимала его.
Ларго вспоминал шелест платья Элены, пряный лёгкий аромат её духов, запах её волос, взгляд безгранично любящих, но ясных и спокойных глаз и чувствовал, что только что предал её. А ведь ещё позавчера он клялся ей, что не смалодушничает. Впрочем, у него не было выбора. Или это всего лишь отговорка, выдуманная для собственной совести?
Через час Ларго покинул родной кров. Тайком вернуться он не мог — с ним ехал брат.
Днем ранее Элена с каменным лицом сидела в кабинете отца, безучастно слушая раскаты грома его голоса. Когда он замолкал, бросая на неё умоляющие взгляды, — одумайся! — она робко улыбалась и повторяла: "Но я люблю его". А им казалось, что не любит, им казалось, что Ларго специально влюбил её в себя, чтобы посредством удачной женитьбы (дела у них опять пошли в гору) поправить бедственное положение своей семьи.
Ничего не добившись от дочери, по-прежнему считая её невинной жертвой хитрого оборванца, барон поехал к Берагам и закатил там ужасный скандал. Именно он настоял на том, чтобы молодой человек немедленно уехал, "оставил его дочь в покое".
Видя апатию и всё растущую бледность дочери, родители решили развеселить её… замужеством. Жених был молод, приветлив и, что не маловажно, богат и знатен. О свадьбе сговорились без её участия, от её имени подписали брачный договор.
Когда Элене сказали, что скоро она выйдет замуж, она восприняла это спокойно, удивительно спокойно, и пожелала видеть жениха. Может, она думала, что это Ларго? С нареченным она вела себя сдержанно, но вежливо; на вопрос матери: "Понравился ли он тебе?" ответила: "Да, он красив".
Ей сшили великолепное свадебное платье у известной санинской портнихи, отдав за работу баснословную по меркам провинции сумму, заказали грандиозный обед на двести персон, разослали приглашения…
Накануне бракосочетания Элена пошла на кухню, воспользовавшись всеобщей суматохой, взяла из шкафчика крысиный яд и спросила стакан молока…
Остались флёр и горечь снов,
Где есть она и ночи нет.
Был выполнен её обет
Не принимать чужих цветов.
О её смерти Ларго узнал через полгода от случайного встреченного им в Лиэрне мен-да-менца.
Отец Элены стал богаче, чем прежде, снова давал приёмы в шикарном городском особняке. Недавно он женил сына на одной из дочерей губернатора.
История действительно была стара, как мир, но, давая ей оценку, Ларго ошибся: их не ненавидели, а просто не понимали.
— Где ты пропадала столько времени? — спросил Маркус, когда Стелла наконец вернулась. — И почему у тебя такое траурное лицо?
— Мне только что рассказали о страшной трагедии непонимания. Не смейся, пожалуйста! — с укором сказала принцесса, заметив на лице друга улыбку. — Тут всё серьёзно, настолько серьёзно, что кончается кладбищем.
— Только не надо пересказывать мне эти ужасы! Кстати, ты повязала ленточку на дерево счастья?
— Повязала. Только теперь я не уверена, что это поможет.
— Тогда зачем было тратить время?
Стелла насупилась, но промолчала.
Они уехали, а Ларго остался. Осталась и "трагедия непонимания", изменились лишь действующие лица.
А казалось, что могло бы случиться в захолустном провинциальном городке…
Глава X
Давным-давно, когда люди пришли в долину между Черпенами и морем Уэлике, они сначала выборочно заселили устье Уэрлины и берега рек-близнецов Бали и Беридан, а лишь затем, десятилетия спустя, дошли до реки Лиэны, где основали будущую столицу государства.
Озеро Мен попало в сферу их интересов, когда окрепшая, могущественная Лиэрна всерьёз заявила свои права на доминирование над окружающими землями, еще не объединенными в одно государство, — люди пришли сюда за рыбой и древесиной.
Так как земли были не пригодны для земледелия, основу населения менского края составляли рыбаки и плотники.
Стелла остановилась на берегу озера, наблюдая за тем, как рыбачьи лодки скользят по воде, как громко хлопают на ветру белыми парусами более крупные судёнышки. Паруса были грязными, местами в заплатах, но всё равно живописными.
Тёмные фигуры рыбаков притворно легко перевешивались через борта и вытягивали из серо-голубой глади воды тяжёлые сети.
Плетёные корзины со свежевыловленным уловом ровными рядами выстроились на просмолённом, почерневшем от воды причале. Несколько мелких рыбачьих судёнышек покачивались возле него на лёгкой прибрежной волне.
На этой стороне озера Мен была деревня. Небольшая — домов в пятнадцать. Из неё долетал запах копчёной рыбы — казалось, она была здесь повсюду.
