И они оказались рядом с Императором — всего в нескольких футах от него. Оран разговаривал и смеялся с двумя Высокородными. Около него, чем-то рассерженный, стоял Вотан.
Джим старался двигаться в темпе так, чтобы находиться от Императора примерно на одном и том же расстоянии. Дважды Оран неожиданно исчезал, и землянину приходилось прибегать к помощи Адока и выбирать новую позицию для наблюдения. Высокородные не обращали на него внимания, они, казалось, не желали замечать Дикого Волка, в честь которого был устроен вечер, вероятно, принимали его за одного из слуг.
Время тянулось медленно. Джим уже начал сомневаться в своем плане, когда внезапно увидел, что ожидал. Император застыл.
Джим торопливо шагнул в сторону, чтобы увидеть лицо Орана. Император смотрел мимо Высокородного, с которым только что разговаривал. Его взгляд был четким и ясным, но зрачки остановились, улыбка скривилась и струйка слюны потекла из уголка рта…
И… никто ничего не заметил. Но Джим не терял времени даром. Он обернулся и увидел слугу с подносом, на котором лежало что-то похожее на пирожки. Слуга стоял совершенно спокойно.
И еще трое Низкорослых застыли как статуи. Вероятно, Высокородные уже почувствовали что-то, но Джим не стал ждать, к какому мнению они придут. В ту же секунду он переместился к колоннам.
Человек с подносом…
Джим, согнувшись почти вдвое, бесшумно приблизился к слуге и схватил его — одной рукой за шею, возле самой головы, а второй под мышкой.
— Одно слово — и я сломаю тебе шею, — прошептал Джим.
Человек пытался вырваться, но землянин успокоил его.
— А сейчас делай то, что я прикажу…
Джим оглянулся. В тени колонны вырисовывались силуэты Старкиена и Высокородного.
— Положи два пальца левой руки на бицепсы правой, — прошептал Джим слуге.
Человек не двинулся. И тогда, прячась за его спиной, Джим хладнокровно надавил на его шею большим пальцем. Низкорослый немного сопротивлялся, потом резко, как робот, поднял левую руку и положил два пальца на бицепс правой.
Окаменевший слуга, который стоял ближе всех, внезапно ожил и пошел, увлекая за собой ничего не понимающих Высокородных. Джим быстро закрыл рот заговорщику и, чуть приподняв его, потащил в тень.
— А сейчас, — хмуро сказал Вотан. — Я…
Но слуга захрипел, тело его бессильно повисло на руках Джима…
— Да, они не могли оставить этого слугу в живых, — сказал Вотан. — Я не сомневаюсь, что даже его мозговая структура разрушена.
Он взглянул на Джима. Высокородный уже многое понял.
— Ты знаешь, что здесь кроется?
Джим отрицательно покачал головой.
— Но ты все знал, — прошептал Вотан. — Ты был так уверен, что даже пригласил меня. Кстати, почему?
— Ты — единственный Высокородный, который понимает, что ум Императора затуманен.
Вотан побледнел. Только через несколько секунд мог он говорить.
— Как ты узнал об этом… этом… о том, что задумали слуги?
— Я не мог знать все, — сказал Джим. — Но, изучив под землей немой язык слуг, я понял, что они что-то затевают. Вспомнив о вечере и… о рассудке Императора, я решил идти — игра будет разыграна только здесь. Адок нашел то, что я подозревал. Дальше ты все знаешь.
При упоминании о «рассудке Императора» Вотан насторожился, но к концу речи Джима расслабился.
— Ты хорошо поработал, Дикий Волк, — сказал он. — С этого момента я займусь остальным. И нам лучше будет убрать тебя ненадолго с Тронного Мира, поручились за тебя для усыновления или нет, — Вотан задумался. — Император повысит тебя в чине. Раз уж твое поручительство подписано и ты, возможно, станешь Высокородным. Он назначает тебя командиром полка и посылает на усмирение восстания на одном из колониальных миров.
Он отвернулся от Джима, Адока и мертвого слуги, вероятно, чтобы переместиться, но неожиданно изменил свое решение и, повернувшись, пристально посмотрел на землянина:
— Как тебя зовут?
— Джим.
— Джим… Ну что ж, ты хорошо поработал, Джим. Император оценит это. И я тоже.
Вотан исчез.
Планета Атила, на которую послали Джима, Адока, десять частей Старкиенов и Гарна — настоящего командира полка, была населена маленькими коричневыми черноволосыми людьми. Губернатор — волосатый коротышка — не говорил о восстании ни слова и настоял на том, что будут проделаны все церемонии приветствия, прежде чем начнется разговор о деле.
Но он не мог вечно увиливать от объяснений. В конце концов Джим, Адок и Гарн оказались в приемной губернатора. Коротышка приказал принести подушки поудобней и освежающие напитки, но Джим прервал его…
— Все это не имеет значения. Расскажите нам о восстании — где оно происходит, сколько людей принимает в нем участие, каким оружием они располагают?
Губернатор внезапно расплакался.
На мгновение Джим был ошеломлен. Он вспомнил, что мужчины всех обитаемых миров никогда при людях не ревели так громко, как сейчас плакал губернатор.
Джим немного подождал и снова повторил свои вопросы.
Коротышка попытался ответить.
— Я никогда не думал, что они пришлют не Высокородного. Я хотел отдаться на его милость… Но ты не Высокородный…
Он чуть было снова не расплакался, и Джим заговорил с ним строго, чтобы привести его в чувство.
— Встать!
Губернатор повиновался.
— Да будет вам известно, что за меня поручились перед усыновлением Высокородные. Но не в этом дело. Кого бы ни прислал сюда Император — вы должны быть довольны!
— Я… я… — губернатор даже поперхнулся, — я… солгал. Это не просто восстание. Все семьи планеты объединились. Даже мой брат Клуф с ними. Признаюсь — он их главарь. Они собрались, чтобы убить меня и посадить его на мое место.
— Объяснить!
Джим знал, что колониальные миры скопировали со столицы Империи свою организацию. Элита этих миров состояла из самых благородных семейств, управляемых семьей губернатора, который казался маленьким местным Императором.
— Как вы могли такое допустить? — сурово спросил Гарн. — Почему вы не использовали колониальные войска раньше, чтобы пресечь мятеж в зародыше?
— Я… я… — губернатор растерянно взмахнул руками.
У Джима не осталось ни малейших сомнений в том, что произошло. Занятия в подземном Центре обучения и на экране Ро дали ему четкое представление не только об обществе Тронного Мира, но и о колониальных мирах.
Вероятно, губернатор позволил этому делу зайти так далеко, потому что был уверен в своих возможностях, но переоценил себя. Потом, когда мятеж перерос в революцию, он побоялся сообщить об этом в столицу и попросил меньшее число Старкиенов, чем требовалось. Возможно, губернатор предполагал, что восстание можно будет потушить, заключив какой-нибудь договор.
