Должно быть, ОНО было очень голодным.
Неверный дядя притворился, будто у него болит лодыжка, должно быть, он крутился и ворочался на кушетке, этот полый человек, пустой и слепой ко всему, кроме потребности в красной еде, без которой он не мог жить. Хищное существо внизу пульсировало от голода, алча пищи.
Со стороны Бобби было очень мудро говорить через окно, когда он передавал свое сообщение-приманку.
Запертая в комнате наверху бабушка, должно быть, уже обнаружила к этому времени, что не может выйти. Ее толстые, испещренные крапинками пальцы, скользкие от кольд-крема, должно быть, тщетно пытались повернуть ручку.
Джейн много раз слышала во сне звук шагов. Эти шаги, которые она не слышала никогда, были для нее более громкими и реальными, чем те, которые ей приходилось слышать наяву. Она с уверенностью знала, какими они должны быть: топ-топ, топ-топ — две ступени за шаг. Бабушка прислушивается с тревогой, зная, что дядя с его больной ногой не может так ходить. Тогда-то она и вскочила с бьющимся сердцем, подумав о ворах.
Все это длилось недолго: всего несколько секунд потребовалось на то, чтобы шаги протопали через коридор. К тому времени весь дом, должно быть, дрожал и пульсировал от торжествующего голодного рева. Шаги, должно быть, попадали в такт этому биению. С ужасающей нацеленностью они звучали в коридоре все ближе. Потом повернулся ключ в двери…
А потом…
Здесь Джейн, обычно, просыпалась…
"Маленькие дети не могут нести ответственности", — много раз говорила себе Джейн и тогда, и позже. После этого она долго не видела Бобби, а когда увидела, он успел обо всем забыть — слишком много было новых впечатлений. Он получил на Рождество игрушки и пошел в школу.
Когда он узнал о том, что неверный дядя умер в психиатрической лечебнице, то с трудом понял, о ком идет речь, ибо для младших детей неверный дядя никогда не был членом семьи. Он был только частью игры, в которую они играли и выиграли.
Мало-помалу непонятная депрессия, некогда угнетавшая домочадцев, сделалась менее явной, потом исчезла совсем. После смерти бабушки она на какое-то время сделалась более сильной, но все отнесли это обстоятельство за счет шока. Когда она исчезла, это только подтвердило предположение.
Как это ни странно, но холодная, ограниченная логика Бобби сработала точно. Руггедо не играл бы честно, если бы ввел в игру нового неверного дядю, и Бобби верил, что он будет соблюдать правила. Он и соблюдал их, ибо они были законом, нарушить который он не мог. Руггедо и неверный дядя были частью единого целого, связанного основным циклом. Связь этих двух частей не могла оборваться, прежде чем закончится цикл. Поэтому Руггедо остался в конце концов беспомощным.
В сумасшедшем доме неверный дядя голодал: он не желал притрагиваться к тому, что ему предлагали. Голова и тело умерли вместе, и дом бабушки Китон снова стал спокойным местом.
Вспоминал ли Бобби когда-нибудь о случившемся, об этом никто не знал. Его действия направлялись превосходной логикой, ограниченной только его опытом: если ты совершил что-либо потенциально плохое, придет полицейский и заберет тебя.
Он устал от игры. Лишь тонкий инстинкт мешал ему бросить ее и начать играть во что-то другое. Он хотел победить, и он победил.
Ни один взрослый не сделал бы того, что сделал Бобби, — но ребенок совсем другое существо. По стандартам взрослых ребенка нельзя назвать здравомыслящим из-за путей, которыми движутся его мысли, из-за того, что он делает и чего хочет.
Назовем его демоном.
Зеленый Человек взбирался на гладкую гору, волосатые мордочки гномов смотрели на него из трещин. Это был лишь один шаг бесконечной, волнующей одиссеи Зеленого Человека. Он пережил уже так много приключений — в Огненной Стране, среди Измерительных Изменений, в Городе Обезьян, не перестававших глумливо улыбаться, пока их волосатые пальцы неумело обращались со смертоносными лучами. Тролли знали толк в магии и пытались остановить Зеленого Человека заклинаниями. Маленькие силовые вихри крутились под ногами, пытаясь заставить споткнуться Зеленого Человека, высокого, с превосходно развитой мускулатурой, красивого, как Бог, безволосого с головы до ног, сверкающего бледно-зеленым. Вихри образовывали завораживающие фигуры.
Если двигаться осторожно и медленно, особенно тщательно избегая бледно-желтых, то пройти среди них можно.
А волосатые гномы следили из поросших травой трещин злыми и завистливыми глазами.
Эл Букхалтер, недавно достигший солидного возраста, выражавшегося в полных восьми годах, разлегся под деревом, жуя травинку. Он был так глубоко погружен в свои мечты, что его отцу пришлось слегка подтолкнуть его в бок, прежде чем в полуоткрытых глазах отразилось понимание.
День очень подходил для мечтаний — горячее солнце и прохладный ветерок, дующий с востока, с белых пиков Сьерры. Потоки воздуха несли с собой характерный запах травы. Эд Букхалтер был рад тому, что его сын принадлежит ко второму поколению со времени Взрыва. Сам он был рожден через десять лет после того, как упала последняя бомба, но и воспоминания, полученные из вторых рук, тоже могут быть достаточно страшными.
— Хелло, Эл, — сказал он.
Мальчик одарил его кротко-терпеливым взглядом из-под полуоткрытых век.
— Привет, папа.
— Хочешь поехать со мной в нижний город?
— Нет, — ответил Эл, выйдя на миг из своего ступора.
Эд Букхалтер поднял красиво очерченные брови и хотел уйти, но вдруг у него появился импульс сделать то, что он редко позволял себе делать, без разрешения другой стороны: воспользоваться своей телепатической силой, чтобы заглянуть в сознание Эла. Он отметил, что там царит некоторое колебание, отражающее его неуверенность, несмотря на то что Эл уже почти преодолел злобную нечеловеческую бесформенность младенческой психики. Было время, когда эта чуждость шокировала разум Эда. Букхалтер припомнил несколько неудавшихся экспериментов, проделанных им еще до рождения Эла.
Некоторые будущие отцы смогли устоять перед искушением эксперимента с эмбриональным мозгом, но Букхалтеру они вернули кошмары, не виденные им с юности. В них присутствовали огромные перекатывающиеся массы, взвившаяся пустота и прочее. Предродовые воспоминания были бессмысленны, и лучше было оставлять их на рассмотрение мнемонических психологов.
Но теперь Эл повзрослел, и мечты его, как и следовало ожидать, имели яркую окраску. Воспрянувший духом Букхалтер решил, что он выполнил свою миссию наставника, и оставил своего сына мечтать и жевать травинку.
