них своей работы выше крыши.
— А если…, — Кир начал и замолчал. То, что он готов был предложить этому странному парню свою помощь, было нелепо. Кирилл боялся, что тот — нет, не поднимет его на смех, Гоша для этого был слишком интеллигентен, — но как-нибудь вежливо откажется. Что будет не менее унизительно.
— Если ты мне поможешь? Да, Кирилл? Это было бы здорово!
— Ну… от меня пользы-то может быть совсем мало, я…
— Да ты считаешь, как бог, — Гоша ткнул пальцем в уравнение, которое Кир успел написать и даже вычислить. — Мы с тобой вдвоём в два раза быстрее справимся.
Конечно, Кир восторгов Гоши по поводу своих якобы великих способностей не разделял, но на следующий день, после ужина они уже вдвоём уселись за расчёты, и Кир сам не заметил, как увлёкся так, что теперь Гоше пришлось загонять его спать…
— Ну вот что, Кирилл, — Мария Григорьевна устало улыбнулась. — Давай, последний рывок и по домам. Собери инструмент и ещё раз проверь напоследок всё, хорошо?
— Хорошо.
Он отошёл к насосам, принялся убирать в ящик с инструментами ключи и отвертки, изредка бросая косые взгляды на свою сегодняшнюю напарницу, Марию Григорьевну, которую за глаза все здесь называли Марусей. Она, что-то негромко насвистывая, возилась рядом, у второго бустерного насоса. Рабочая каска, которая была ей чуть-чуть великовата, то и дело падала на лоб, а она машинально поправляла её, не выказывая ни тени раздражения.
Странная всё-таки женщина — думал Кирилл. Сестра самого Савельева, к тому же, Гоша говорил, она там по реактору что ли главная, а вечерами вкалывает вместе с простыми работягами. Прибегает, улыбчивая, светлая, лёгкая, и все мужики в бригаде при её появлении как-то сразу подтягиваются, убирают подальше крепкие выражения и расплываются в улыбках, морща усталые и грязные лица. Кир и сам вместе со всеми и подтягивался, и базар фильтровал, и улыбался, и посматривал в её сторону. Почему-то смотреть на неё было приятно — как будто смотришь на что-то родное, знакомое, домашнее.
Вчера её не было, а сегодня она прибежала вместе с Гошей и почти сразу заменила Данилыча у насосов. Здесь на третьем ярусе паровой камеры было тесновато — оборудование и агрегаты стояли плотно друг к другу, Кирилл в принципе в узкие места ещё подлезал, а Данилычу габариты не позволяли. Он только отдавал Киру указания, да матерился вполголоса, когда Кир по неаккуратности ронял то отвёртку, то гаечный ключ или делал не то, что надо. Данилыч даже вздохнул с видимым облегчением, когда Маруся, маленькая и тоненькая, не вбежала, а почти взлетела в насосную, весело махнув им с Данилычем рукой.
С её появлением дело пошло веселее. Даже отец, который постоянно присматривал за Киром, поднимался к ним, проверяя, не накосячил ли он опять, и тот перестал заглядывать каждые пятнадцать минут. А когда смена кончилась, крикнул снизу:
— Ну что там у вас? Кончайте уже, сменщики на подходе. Помощь нужна?
— Не нужна, Иван Николаевич, — звонко крикнула ему Маруся и подмигнула Киру. — Нам тут только проверить осталось, минут десять. Справимся!
И от этого весёлого подмигивания стало легче на душе, хотя Кир всё равно чувствовал неловкость.
Кирилл подхватил собранный ящик с инструментом, собрался уже идти, но тут вспомнил, что Мария Григорьевна велела ещё раз проверить. Он отставил ящик в сторону, обошёл третий насос, у которого работал, двинулся в сторону идущего от насоса трубопровода, и тут его взгляд наткнулся на небольшую лужу, даже не лужу, а скорее мокрое пятно на бетонном полу.
— Мария Григорьевна, — позвал Кир.
— А? — она высунулась из-за второго насоса. — Что там у тебя?
— Тут пятно. Мокрое, кажется…
Она быстро приблизилась, присела на корточки, изучая это пятно-лужу, ощупала рукой соединение на трубопроводе.
— Странно, — задумчиво произнесла она. — Не конденсата, ничего. Но всё равно нехорошо. Вот что, Кирилл.
Она выпрямилась, опять рукой сдвинула упавшую на лоб каску.
— Надо в журнал запись внести, пусть сменщики ещё раз проверят. Справишься? Знаешь, как это делать?
— Знаю, конечно, — ответил Кир. Он действительно знал, видел, как отец заполняет этот журнал.
— В общем, напиши так: небольшая утечка рядом с третьим бустерным насосом, проверить. Журнал там, на столе на выходе из машзала.
— Ага, сделаю.
Маруся ободряюще ему улыбнулась, и тут вдруг Кир понял, почему она казалась ему такой близкой и родной, и почему ему так приятно было на неё смотреть. Глаза, всё дело было в глазах, серых, удивительных, словно пасмурная тучка набежала на небо, прикрыла солнце, но не полностью — лучики всё равно так и рвутся, так и тянутся к людям, рассыпаясь золотыми смешинками-искорками. Как у Ники.
Кирилл сам не заметил, как спросил:
— Мария Григорьевна, а вы… вы случайно не знаете, что с Никой? Ну, с дочерью Павла Григорьевича? Она… с ней всё в порядке, а то говорят…
Он запнулся и покраснел, боясь, что выдал себя с головой. Но тревога и неизвестность была сильней. Всему виной были слухи: сначала Гоша ляпнул, что ежедневные переговоры, который Павел Григорьевич вёл с этим новым Верховным, прекратились, потом добавила Катя. Они вчера обедали втроём, и она обронила, что что-то случилось с Никой — наверняка подслушала разговор Анны Константиновны с Савельевым. И хотя ничего конкретного Катя не сказала, всё равно было ясно: происходит какая-то хрень. Недаром и сам Павел Григорьевич ходил по станции злой, смурнее тучи, и попадаться ему на глаза было себе дороже. Уже все желающие и нежелающие сполна от него огребли.
— А что? — Мария Григорьевна вскинула на Кира удивлённый взгляд. — Ты разве знаком с Никой?
— Ну да… я так… знаком, да, — промямлил Кир, ужасно смутившись и уже жалея, что затеял этот разговор.
— Понятно, — она всё ещё как-то странно смотрела на Кира. Потом вздохнула и отвела глаза. — Я не знаю, Кирилл, что с Никой. Никто ничего не знает. Третий день уже нет связи с этим Ставицким. Но ты, вот что, — она легонько тронула его за плечо. — Ты не переживай. Всё образуется. Надо просто делать своё дело, а потом… В общем, знаешь, если страдать и думать, можно вообще
