Он подошел к столику и налил в кубки вина. Взяв оба, он поднес их Нирати, предлагая выбрать. Она взяла кубок из его левой руки и понюхала напиток, прежде чем отхлебнуть. Вино было из предгорий, но на этот раз с южных берегов Золотой реки — и самого лучшего качества. Его тонкий аромат легко перебила бы любая примесь, так что Нирати поняла — Джанел не добавлял в вино никаких снадобий.
Он опустился на колени возле нее.
— Я хотел бы о многом рассказать тебе.
— Сначала расскажи, кто нас преследовал? Правитель Пируст послал своих людей шпионить за тобой?
Опальный дезейрионец улыбнулся.
— О, его люди следят за мной с тех пор, как я сюда приехал. В Морианде трудно заметить шпионов, но в провинции я с легкостью их вычисляю. Они беспокоят меня меньше всего, и, полагаю, это вполне обоснованно.
— Не понимаю.
— Ты сама видела, что дворяне из провинций искали встречи со мной. Тебе так восхитительно ловко удалось не подпустить их ко мне на том приеме, и я был тебе благодарен. Но их приглашения посетить провинции я принял. Оказалось, что это было лучшее решение, какое я мог сделать с тех пор, как покинул отчизну.
Он понизил голос до шепота.
— Дворяне злятся на Правителя Кирона. Они не получают прибылей от торговли с другими странами, но им все равно приходится платить пошлины. Кирон отправляет это золото обратно на запад, чтобы осуществлять свои замыслы — к примеру, углубление Золотой реки, — но знать растрачивает деньги на свои личные нужды, и планы Правителя так и остаются планами. Дворяне считают, что подобные вещи лишь приносят все большую прибыль Морианду, поэтому Кирон должен платить за них золотом, полученным от торговли.
Нирати покачала головой.
— Но ведь они могли бы сами начать торговлю со всеми, кто благодаря усилиям Кирона ведет дела с Налениром.
— Разумеется. Однако они этого не понимают, дорогая моя. Жадность ослепляет их. — Он сверкнул глазами. — Они хотели, чтобы я помог им вложить средства в контрабандную торговлю. Они не желают платить пошлин и хотят сразу получить большие прибыли. Кроме того, они вполне откровенно намекали, что, если бы я оказался шпионом Дезейриона, они, возможно, отнеслись бы благосклонно к соглашению с Пирустом, направленному против Морианда и непокорных гелосундцев.
— Но это измена!
— В общем-то, да. — Джанел отхлебнул из кубка. — Имей они побольше солдат или древнего оружия из Иксилла, чтобы быть уверенными в своем преимуществе, они восстали бы открыто. Но пока что им не хватает золота, чтобы раздобыть необходимое оружие, и у них нет предводителя. Некоторые предлагали мне эту роль, но это была всего лишь лесть, причем — довольно грубая. Все они сами мечтают стать основателями новой династии.
— Какой ужас!
— Согласен, дорогая. — Граф поставил кубок на пол и принялся вертеть на пальце свое золотое кольцо с черным янтарем. — Правитель Кирон попал в крайне щекотливое положение. Эрумвирин — спящий гигант с населением в два раза больше, чем Наленир. Если там случится неурожайный год, голодная орда устремится на север, и тогда всего золота Кирона не хватит, чтобы накормить ее. Наленир поддерживает Эрумвирин, помогая им торговать, но в случае голода это не предотвратит их нападения. Дезейрион и Гелосунд — еще один сложный вопрос. Кирон поддерживает изгнанников и нанимает гелосундских воинов для охраны северных границ Наленира. Однако у него не хватит средств, чтобы продолжать в том же духе, если по каким-либо причинам прибыли от торговли упадут. Если Дезейрион и Гелосунд забудут о разногласиях и объединят усилия, Наленир окажется перед непреодолимой угрозой.
Он посмотрел ей в глаза, улыбаясь.
— Получается, что Морианд продолжает процветать лишь благодаря твоей семье, Нирати. Все ожидают возвращения твоих братьев. Если они найдут новые сокровища, всеобщее внимание сосредоточится на их открытия, и у Наленира по-прежнему будет достаточно золота, чтобы платить за мирную жизнь.
Она улыбнулась в ответ.
— Но ты не упомянул, Джанел, что существует способ сделать это положение менее щекотливым. Тебе известно, кто эти дворяне. Ты мог бы просто пойти к Правителю Кирону и назвать их имена. Он разберется с предателями, и можно будет не бояться, что они вступят в сговор с Дезейрионом. Они допустили промах. Они решили, что ты — агент Дезейриона, и это изобличает их глупость.
— Не их глупость, Нирати. — Джанел погладил ее по ноге, и неожиданно она почувствовала легкий укол там, где ноги коснулась его рука. Она отпрянула. — Не их, а твою. Видишь ли, я и в самом деле агент Дезейриона.
Он поднялся. Нирати ощутила, как ее нога немеет.
— Точнее, я Темный Мастер, врилкаи.
— Что?
Он рассмеялся.
— Да уж, Нирати; ты вполне могла бы разоблачить меня. Сама подумай. Те, кто не верил в то, что Маджиату убил вирук, полагали, что это дело рук лазутчиков Дезейриона, пытавшихся добраться до меня. Но неужели Правитель Пируст, вырезавший без сожаления всех прочих Эйринноров, оставил бы меня в живых просто так? Ну, разумеется, нет. Я был его человеком, я раскрыл ему глаза на предательство моей семьи. Продолжая служить ему, я отправился на север, единственный оставшийся в живых наследник благородного семейства, и меня приняли с радушием.
Я стал своим в высшем свете и свел знакомство с семьей Фозель. Маджиата умерла не потому, что кто-то хотел добраться до меня, а потому, что мне нужно было добраться до тебя.
Нирати откинулась на постель, не в состоянии сидеть прямо. Кубок выпал из онемевших пальцев; вино вылилось на простыни.
— Ты… это ты убил ее?
Он торжественно кивнул.
— Готовился к этой встрече, дорогая. — Он наклонился к ней и прикоснулся подушечками пальцев к ее бесчувственным губам. — В моем кольце был яд черной гадюки. Твое тело онемеет, ты будешь совершенно беспомощна, но в полном сознании. Я знаю, что ты принимала настойку желчного корня, чтобы ослабить действие моих снадобий, но это только лишь усилит влияние яда.
Ее голова упала на постель. Она хотела спросить, зачем он это сделал, но язык словно распух, а челюсти не слушались. Он собирается убить меня. Все, что происходило до этого, было подготовкой к сегодняшней ночи, — все, что мне пришлось вынести, все, чего он приучил меня желать. Теперь я могу вынести гораздо больше. Мое тело онемело, я не почувствую боли, только ужас, когда он начнет расчленять меня.
Джанел повернул зеркало так, чтобы она могла видеть себя. Нагнувшись к ней, он принялся аккуратно раздевать ее; закончив, свернул платье и сложил его в ящик стола. Она видела в зеркале свое отражение, обнаженное и прекрасное. Ей хотелось закрыть глаза, чтобы это видение стало последним, но веки отказывались подчиняться.