— Достаточно? Неужели? — спросил Бертран де Талаир, отворачиваясь от Уртэ. — Мне ужасно жаль. Простите мою прискорбную склонность к излишествам. — Его голос был полон яда, но он не спорил, как заметила Розала, и не стал продолжать. Блэз еще несколько мгновений смотрел на него, но больше ничего не сказал.
— Мы сейчас прощаем почти все, потому что у нас нет выбора. — Это снова заговорила графиня, привлекая к себе внимание присутствующих. Они все повернулись к ней. Она сжимала в руках один из металлических шаров-грелок, которые любили ее придворные дамы. Синь намеренно выждала несколько мгновений, а потом прибавила: — А также потому, что мы отчаянно нуждаемся в тебе, Талаир, со всеми твоими… наклонностями. Тщательно все обдумав, мы решили назначить тебя с этого момента командующим нашей армией в этой войне. Теперь мы передаем в твои руки суверенитет Арбонны и судьбу наших детей.
Розала на секунду прикрыла глаза. Кадар находился с кормилицей наверху; ей пришло в голову, попросит ли Фальк позволения увидеть его. Она так не думала. Она подняла глаза. Синь снова сделала паузу, глядя своими прославленными глазами в не менее прославленные голубые глаза герцога Талаирского. Когда она снова заговорила, ее тон был совсем другим.
— Бертран, возможно, несправедливо просить: «Не подведи меня», так как я знаю, какую силу выставил против нас Адемар Гораутский, но все равно собираюсь просить об этом, ибо, если ты подведешь нас, мы погибли, и после этого пожара нам уже не восстать из пепла.
— Нет. Вы не можете так поступить! — В мертвой тишине, воцарившейся после слов правительницы, голос Уртэ де Мираваля прозвучал хрипло и резко. В нем слышались страсть и подлинная боль.
Розала увидела, как он неловко шагнул вперед от камина и тяжело упал на колени перед графиней.
— Я простираюсь ниц перед вами, моя госпожа, — горячо произнес он. — Я не прошу, я умоляю. Не делайте этого. Не ставьте меня в такое положение, умоляю вас, ваша милость. Я не стану служить под его командованием. Я не могу. Вы знаете, что я не могу. Ради любви к Арбонне, ради памяти о вашем муже, ради остатков уважения к моему имени, выберите другого командующего! Не обязательно меня самого, я не могу им быть, иначе вы поставите в такое же положение де Талаира, но выберите другого командующего, графиня, иначе вы меня уничтожите. — Его все еще красивое, полное лицо под коротко остриженными седыми волосами горело от обиды.
Напротив, лицо Синь де Барбентайн напоминало маску, прекрасную и неумолимую, когда она смотрела на герцога, стоящего перед ней на коленях.
— Ты когда-нибудь думал о том, — с холодной четкостью спросила она, — как вы оба похожи на детей? — тут она глубоко вздохнула, и Розала вздрогнула, предчувствуя то, что сейчас произойдет. И не ошиблась.
— Моя дочь Аэлис, — медленно произнесла правительница Арбонны, — была гордой и своенравной, и сама была еще ребенком, когда умерла. Это произошло двадцать три года назад, во имя святой богини! Неужели никто из вас не может этого понять? — Розала увидела, как вздрогнул Уртэ, услышав это имя; Бертран отвернулся. Синь не обратила на их реакцию внимания и продолжала, ее голос звучал, словно удары молота: — Она изменила Уртэ с Бертраном. Мы все это знаем. Она родила сына не от своего мужа и сказала ему об этом. Это мы тоже знаем. Это была несказанная глупость. Ребенок умер или не умер. Моя дочь умерла. Это старая история. Слышите меня, вы оба? Это старая история! Оставьте ее в покое! Оставьте Аэлис покоиться в могиле вместе с ребенком или без него. Я не допущу, чтобы Арбонну похоронили в той же могиле или чтобы она запуталась в лабиринте, который вы двое соорудили друг для друга из этой истории. Она закончилась! Она должна закончиться. Не заблуждайтесь, сегодня утром я назначаю командующим человека, который понимает Гораут лучше всех здесь присутствующих и на чьей стороне Блэз де Гарсенк и Фальк де Саварик. Это мое твердое решение. Его не изменят старые, изношенные страсти, господин де Мираваль.
Воцарилось молчание. Тишина, словно после прошедшей бури. И в ней в конце концов прозвучал тихий, осторожный голос Бертрана де Талаира, непривычно почтительный:
— Ваша милость, я глубоко чту честь, оказанную мне. Скажу, что с готовностью отойду в сторону и уступлю место другому, если это… облегчит положение. Я буду горд служить под началом герцога Тьерри, например, или вашего брата Мальмонта, если вы его предпочтете.
— Не предпочту. — Голос Синь был ломким. — Бертран, пойми меня, это не просьба, это приказ. Если ты откажешься, я буду считать это предательством в военное время и поступлю соответственно.
— Госпожа моя! — начала Ариана де Карензу, она тоже сильно покраснела. — Графиня, это… — Она осеклась, повинуясь быстрому, повелительному жесту правительницы.
Синь даже не взглянула на нее. Она по-прежнему смотрела на Бертрана де Талаира, словно бросала ему вызов.
— Ты поведешь нашу армию, герцог, — сказала она тоном, не допускающим возражений. — Это приказ. — А потом прибавила, очень четко, подчеркивая каждое слово: — Не подведи меня.
Уртэ де Мираваль медленно, тяжело поднялся на ноги. Розала, наблюдая за ним, почувствовала на себе гнетущую тяжесть, подобно грузу камней. Это была не ее история, не ее страна, но ей казалось, она понимает то, что сейчас надвигается и что это будет означать. Все в зале, все съехавшиеся в Барбентайн, казалось, застыли, запутались в темной паутине, сплетенной давным-давно.
— Тогда он поведет армию без воинов Мираваля, — произнес Уртэ с мрачным, неестественным спокойствием, которое в каком-то смысле соответствовало манере самой Синь. — И на ваши плечи, графиня, должно лечь это бремя. Возможно, вы помните, раз уж так свободно говорите о мертвых, что в этом зале у меня больше, чем у всех, оснований называться вашим сыном. — И он резко повернулся кругом и зашагал к двери.
— Подожди, Мираваль! — крикнул Тьерри де Карензу.
Уртэ не обернулся. Он открыл дверь и вышел, и они услышали, как дверь с грохотом захлопнулась за ним.
Эхо, подумала Розала, с трудом сглотнув. Эхо прошлого, которое грозит уничтожить настоящее. Она обвела взглядом комнату, замечая оттенки мрачного предчувствия. Только правительница не поддалась предчувствиям, только Синь не выказывала страха или сомнения.
— Сколько это человек? — Этот вопрос задал Фальк, это были первые слова, произнесенные ее братом, и, что характерно, касались самого прозаичного из всех аспектов происходящего.
— Полторы тысячи или чуть больше. Почти все хорошо обучены. — Это ответил Тьерри де Карензу, единственный, кто попытался помешать уходу Уртэ. Это был очень большой отряд, и Розала достаточно долго прожила в Арбонне и знала почему: в результате двух десятилетий стычек между Талаиром и Миравалем оба герцога собрали вокруг себя значительные силы воинственных коранов. А сегодня утром эта имеющая глубокие корни вражда стоила Арбонне половины этих людей.
