Лекс довел девчонку до всхрапывающего от страха змея, и полностью пренебрегая всеми правилами приличия, обхватил ее за нижнюю часть тела, подсадил и буквально запихнул на высокое седло. Сам запрыгнул за ней следом. Для двоих тут было слишком мало места, но выбирать не приходилось. Лекс навалился на девушку сверху с такой силой, что ей показалось, будто ее сейчас просто расплющит.
Змей дернулся вперед с такой радостью, что мужчина еле успел схватиться за выпирающие поручни на седле. При общем песчаном ужасе, творившемся вокруг, как-то не чувствовалось ни радости полета, ни приятного ветра, вообще ничего. Единственное, чему Олиф искренне порадовалась, так это тому, что навалившийся сверху Лекс закрывал ее тело от кружащих песков. Так ей не нужно было прикрывать лицо руками и чувствовать во рту маленькие хрустящие кристаллики.
Они остановились резко и неожиданно. Мужчина тут же спрыгнул вниз, увлекая за собой растерянную девушку. Поймал ее съехавшее по чешуе тело, и потянул в направлении Песчаной Завесы.
— Стой, — крикнула ему Олиф, — а остальные?!
— Идем.
— Стой! Стой!!! Почему они не идут?!
Ни змеи, ни воины вместе с Ринслером со своих мест не трогались.
— Я не пойду без них!!!
Лекс остановился и так раздраженно сплюнул, что Олиф показалось, будто он сейчас нарушит свой принцип «не бить женщин» еще раз.
Вокруг творилось что-то невообразимое: пески, озверевшие от долгого бездействия, решили отыграться на людях и Песчаниках за все эти годы, или даже столетия. И в этой атмосфере хаоса и завывания всем уже давно знакомой похоронной музыки пустыни, девчонка, решившая поиграть в благородного рыцаря, выглядела, как кусок мяса среди звезд. Нужно было бежать, а она стояла, и казалось, вообще не замечала ничего вокруг.
— Что, не идет? — спросил подошедший к ним Ринслер.
Его одежда и рубаха, повязанная поверх головы — все разметалось и колыхалось на нем под порывами ветра.
— Нет. Спрашивает, почему не идете вы, — сжал челюсть Лекс.
— Нужно было рассказать.
— Рассказать о чем?! — выкрикнула Олиф, боясь, что завывания песков заглушат ее вопрос.
— Мы не выйдем за вами, потому что не можем, — снисходительно пояснил Ринслер.
— Как это не можете?
Бывшие друзья переглянулись, и оба промолчали. Тут не нужны были слова, Олиф и так все поняла. Она посмотрела на спокойного Ринслера и хмурого Лекса так, словно только что узнала о них нечто такое, что навсегда изменило ее жизнь.
— Почему? — Она спросила это так тихо, что в общем окружающем шуме ее никто не услышал, но все догадались. Этот вопрос был закономерен.
Ринсдер усмехнулся так, словно речь шла о чем-то совершенно обычном.
— Почему? Черт его знает. Может потому, что мы слишком долго были среди Песчаников.
— Но ведь вы не такие… — этих слов уже никто и не услышал, и по губам никто не разобрал.
Олиф, кажется, забыла, как дышать, и вдруг перестала моргать. Она тупо смотрела на Ринслера, на остальных воинов, которые перекидывались какими-то похабными шуточками, на змей, которые уже давно смирились с тем, что их миру пришел конец. Знали не только Ринслер с Лексом. Они все знали. И только Олиф, как последняя идиотка, снова ничего не понимала. Не знала. Не принимала.
— Вы останетесь тут? — вдруг на удивление громко спросила она.
— Да, где ж еще.
— Тогда я тоже останусь.
— С ума сошла?! — грубо прикрикнул на нее Лекс.
Но Шина была права: конец наступит, рано или поздно. Так что, пусть будет рано.
— Мы все должны остаться здесь. — Олиф взглянула на мужчину, и вздрогнула, потому что он смотрел на нее то ли с жалостью, то ли с болью. — Это нечестно, если кто-то выйдет, а кто-то нет. Или все вместе, или никак.
— Да она борец за справедливость, — как-то удивленно заметил Ринслер.
— Да. Напоминает кое-кого, да?
— Да уж. Помочь дотащить?
— Сам справлюсь.
Лекс подошел к Олиф сзади, аккуратно взял за локоть и потянул на себя.
— Идем, — тихо, но отчетливо приказал он.
— Что? Нет!
— Идем.
— Отпусти меня!
Олиф с такой силой треснула его по скуле, что сама не поверила в свои же действия. Она растерялась, и поэтому, когда Лекс перехватил ее руки и ноги, перекинул себе на плечо, ей осталось только истошно вопить. Она так брыкалась, что если бы не подошедший на помощь Ринслер, Лекс бы ее не удержал. Они вдвоем скрутили девчонку и потащили к Песчаной Завесе. Лекс так на нее злился, что в какой-то момент не выдержал и заорал, перекрикивая завывания ветра:
— Ты родилась, чтобы жить, дура!!!
Но Олиф было плевать и на слова, и на действия. Она не могла выбраться туда, обратно, в настоящий мир, оставив все, что когда-то обрела, погибать здесь. Жить, зная, что ты выбралась, а остальные не смогли? Нет. Нет, она не сможет. Потому что Олиф знала, что многие обитатели пустыни заслужили этого шанса спастись намного больше, чем она.
— Отпустите меня!!!
Ринслер отпустил ее, и почти сразу же залепил пощечину.
— Успокойся. Если есть шанс выжить, всегда, всегда хватайся за него.
Лекс крепко сжал ее плечо, и буквально вытолкал за Песчаную Завесу.
Вдруг стало очень тихо.
Нет, крики людей все еще слышались вокруг, но почему-то они стали такими незначительными. Олиф не почувствовала ничего — ей было ни жарко, ни холодно. Не хотелось стоять, дышать, жить. Ничего не хотелось. Зачем они вытащили ее сюда? Девушка впервые почувствовала себя овощем.
— Эй, Лекс, — неожиданно окрикнул его Ринслер. — Похоже, я должен тебе аж две бутыли виски.
— Отдашь еще, дружище. — Лекс выдавил это так тяжело, словно в чем-то переступал через себя.
— Конечно, отдам. Кстати, — добавил Ринслер со смешком, — я одобряю твой выбор. Пусть закроет глаза.
Дальше Олиф почувствовала ненавистные пальцы на своих плечах, уперлась ладошками в грудь, но ослабевшие руки все равно согнулись пополам, и она уткнулась лицом в мужскую рубашку. Потом услышала, как зашелестел песок под ногами, как пронеслось мимо них то, что должно было принадлежать пустыне. Кажется, что-то бухнуло.
А потом наступила тишина. Настоящая тишина, потому что даже крики раненных людей вдруг прекратились. Олиф оторвалась от Лекса и посмотрела прямо перед собой.
Пустыни больше не было. Песчаной Завесы тоже. Они вдвоем стояли напротив черной пустоши. Тут не росла трава, потому что это место было проклято. Чернота простиралась на многие и многие километры, уходила куда-то вглубь и на границе с цветущей зеленью смотрелась так, словно кто-то специально выжег именно это место.
