И тут следует сделать небольшое лирическое отступление. Как известно, магические способности очень редко наследуются, а если и переходят в семье, то в лучшем случае через два поколения. Вот почему колдуну не так важен сын или дочь, как иной коллега по цеху — ученик, наставник или помощник. Учителя в академиях, подобных Хоквару, с младых ногтей внушают юному чародею отвращение не только к неодаренным, обыкновенным людям, давая им презрительные прозвища, но и к родне, беспомощной против Силы. Кое-кто не поддается, продолжая почитать мать с отцом, как заповедано ВсеТворцом, но это касается в основном слабеньких чаровников. Другим подобное воспитание окончательно развязывает руки. Магу, по большому счету, не нужна семья, кроме как для создания его персоне комфорта, приумножения богатства и влияния, либо же в качестве лабораторного материала для экспериментов. Точно так же чужд большинству волшебников патриотизм, не говоря уж про какую-то там любовь к Родине. Слово «Отчизна» для сильного колдуна тоже, в общем-то, пустой звук. Просто обстоятельства складываться могут по-разному. В старые времена короли разными способами покупали верность магов, те, в свою очередь, брали за горло коллег послабее, и держалось это хрупкое равновесие исключительно на могучей воле монарха — помазанника божьего. Поэтому истории практически неизвестны безвольные и трусливые венценосцы, что в Эльлоре, что в Дамодаре, что в Шиэтре. Не доживали они до попадания в летописи.
Мис Махавир никогда не считала себя эльлорской патриоткой, но и напрямую с главным врагом империи ни разу не сотрудничала, искренне и справедливо полагая, что лучше быть первой магичкой Эльлора, чем второй — в Шиэтре. Хотя подвернись удобная возможность… Но даже ей претило нынешнее соучастие с мистрилом Дугальдом. Разумеется, Джевидж — враг, но… но, раздери всех дьяволы, он был маршалом, он сражался за империю, он завоевал Территории, он не единожды утирал Шиэтре нос и указывал ей место. Росс Джевидж — сучий сын, но он эльлорский сучий сын. Странное и весьма неудобное чувство, от которого Даетжина за сто пятьдесят лет почти целиком избавилась, не давало ей безмятежно спать по ночам. Спросите, какое же это чувство? Да как бы это поприличнее сказать… По всем приметам — совесть. Прости, ВсеТворец-Вершитель! Она — негодяйка зловредная! Ты ее — в дверь, она влезет в окно и давай докучать. И не уймется никак, днем пнет локтем в бок, мол: смотри, с кем ты связалась! Ночью насыплет в глаза песка бессонницы. Захочешь, а не уснешь от избытка разных мыслей. Даже Бирида — обыкновенный живодер, недалекий и предсказуемый, не вызывал у чародейки такого отвращения, как шиэтранец. Было в Дугальде что-то противное. Эта нарочитая набожность, странным образом уживающаяся с бесчеловечностью отдаваемых им приказов. Сначала полчаса молится, прежде чем в рот кусок положить, а затем наставляет кехтанцев, как жечь фермы, как наводить ужас на поселенцев. Добро б свою голову подставлял, а то ведь Даетжине приходится читать его инструкции.
Словом, к концу первой декады пути один только вид унылой физиономии шиэтранца вызывал у магички приступ мигрени. Рядом с мистрилом Дугальдом еда в горло не лезла, на его фоне тускнели местные красоты, и отчаянно хотелось присоединиться к ночному вою койотов. Вот ведь какая морда противная!
«Воистину Джевидж знал, что делал, когда посылал эскадру Гутторна в южные моря, — не без злорадства подумалось мис Махавир, когда она в очередной раз цепляла на макушку прибор связи. — Ненавижу Шиэтру, ненавижу Его великокняжеское высочество, ненавижу молитвы и постные гримасы».
От предчувствия, как в скором времени в сознание ворвется скрипящий металлом голос, Даетжину слегка подташнивало. Колдовская машина до неузнаваемости искажала человеческую речь.
— Мис Махавир, поторопитесь, будьте так любезны. Сеанс начнется ровно через две минуты.
— Подождет ваш связник, — огрызнулась чародейка, пытаясь расслабиться.
Дугальд окинул ее крайне недовольным взглядом. Словно примеривался, как бы половчее скальп снять.
«Ничего, ничего, дружок! Пока я тебе нужна, с моей головы волосок не упадет. А пока ты мне нужен — и твоя шкура целее будет, — напомнила себе чародейка. — Ты меня к Джевиджу приведи, а там я уже найду на тебя управу». И мысленно добавила неприличное слово родом из своего смердящего гнилой соломой, голодного деревенского детства в адрес мистрила Бириды. Этот толстый скот вообще не считал нужным скрывать своего удовольствия от созерцания колдуньиных страданий. Развалился на пледе, словно в театральной ложе, и ждет, когда начнется любимый спектакль «Муки великой магички».
«И тебе тоже будет больно, уродец! Ты у меня попляшешь!»
Наверняка и Бирида, и Дугальд понимали, что их тройственный союз — явление временное. Фахогильский мститель не доверял хитрой магичке и тихо ярился на паршивого шпиона, шиэтранец презирал Бириду и опасался Даетжины, а та, в свою очередь, спала и видела, как расправится с обоими мужчинами, когда необходимость в их помощи отпадет. А скрепляла воедино сие скопище взаимных противоречий только личность общего врага. Росс Джевидж, как всегда, действовал на разных людей одинаково, заставляя либо любить себя до фанатизма, либо столь же страстно ненавидеть. Да что говорить — жгучая ненависть к лорду канцлеру цементировала и более хрупкие содружества.
— Начинайте сеанс! — приказал Дугальд.
Виски женщины пронзила боль, глаза закатились. ВсеТворец! Больно-то как! Пожалуй, она пожертвует частью планов, но изжарит шиэтранца живьем ранее запланированного срока.
Но тут кехтанский связник сказал то, ради чего мис Махавир терпела превратности дороги, неприятную компанию и ежедневные пытки прибором. Она сделала над собой усилие, чтобы сдержать радостную ухмылку, растягивающую губы помимо воли.
— Мы просим вас поторопиться, господин. Генерал Барсс назначает встречу в окрестностях форта Арменд через четыре дня, — отчеканила чародейка, даже мускулом на лице не дрогнув. — Других новостей нет.
— Скажите связнику, что я там буду в назначенный срок. Отбой.
— Уф-ф-ф-ф, — проскулила Даетжина. — Я сейчас умру, просто лягу и умру.
Мужчины, презрительно оскалившись, отвернулись.
Магичка и в самом деле едва не ушла в мир иной. Лгать наперекор магической машине очень и очень сложно, почти невозможно, но самая сильная чародейка Эльлора сумела и этот запрет обойти. Она соврала шиэтранцу. Потому что узнала нечто важное, нечто делавшее ее хозяйкой положения.
«Как, впрочем, всегда было и будет», — самодовольно решила она.
