Ознакомительная версия.
– Сколь эти сведения достоверны?
– Уверяю вас, они проистекают из абсолютно надежного источника.
Надо полагать. Фома никогда не обратится за помощью без крайней на то необходимости. Странная ситуация, одновременно очень хорошая и очень плохая. Хорошая, потому что Ургот и Фельп сбросят цены. Плохая, потому что они не смогут ничего продать. Нет ничего проще, чем блокировать урготские порты, а Фельпский залив и вовсе готовая ловушка. И еще очень и очень плохо, что кардинал Сильвестр узнает такие новости от иноземных послов… Бордонский прознатчик клялся, что дожи затевают поход против морисских корсаров. Ошибся или перекуплен?
– Что ж, у меня нет никаких оснований не доверять вашим сведениям, но я не верю, что Бордон действует один.
– С точки зрения Золотого Договора – один. Дожи намерены в ближайшее время заявить Урготу и Фельпу свои претензии, прошу заметить, совершенно неправомочные, и начать морскую блокаду. К сожалению, у Бордона сильный галерный флот, что с учетом раннеосенних штилей дает заметное преимущество над зависимыми от ветров парусными судами.
– Однако Бордон не располагает сколько-нибудь значительной сухопутной армией.
– Это так, но в его распоряжении будет гайифская армия, формально имеющая статус наемной. Ваше Высокопреосвященство, мой герцог уполномочил меня передать Его Величеству Фердинанду некие предложения…
«Передать Фердинанду» – очаровательная формулировка…
– Безусловно, Его Величество обо всем узнает немедленно.
Узнает, когда понадобится его подпись, и ни минутой раньше. Фердинанд в последнее время стал проявлять никому не нужный интерес к государственным делам.
– Мой герцог готов возместить пострадавшим во время беспорядков иностранным негоциантам их убытки, – посол больше не улыбался, – и поставить в Талиг нужное количество зерна. В ответ мы просим защитить герцогство Ургот и дружественный ему Фельп от бордонских посягательств.
Учитывая, что в настоящей момент угроза королевству исходит только со стороны Дриксен и Гаунау, чей натиск успешно сдерживает маршал фок Варзов, мой герцог просит отпустить в его распоряжение и на его полное обеспечение одну из свободных от участия в военных действиях талигойских армий под командованием Рокэ Алвы и часть флота под командованием адмирала Альмейды. Все издержки мой герцог берет на себя, равно как и ответственность перед Золотыми землями. Мы твердо намерены защищать свои земли и воды, во сколько бы это нам ни обошлось.
Разумеется. Ведь потеря флота и выхода к морю вам обойдется дороже.
– Его Величество Фердинанд в самое ближайшее время рассмотрит это предложение и даст ответ. Я полагаю, он будет положительным, хотя, безусловно, придется дополнительно обсудить ряд мелочей…
2
Как же быстро забывается плохое, даже не забывается, а куда-то уходит, превращаясь в подобие сна. И чем темнее пережитый ужас, тем зыбче воспоминания. Луиза Арамона знала, что все было на самом деле – убитые на улицах, горящие дома, намалеванная на двери крыса, черноленточники, Арамона на крыше дома. Прошло три недели, а кажется – три года…
Первой пришла в себя мать. Аглая Кредон вновь была самой умной, дальновидной и рачительной, вновь считала семью дураками, а соседей – безмозглым мужичьем. Нацепивший черную ленту булочник был повешен на собственном крыльце, и никакие силы не заставили бы мать понять, что лигиста повесили потому, что у него нашли награбленное, а не потому, что покойник имел наглость угрожать госпоже Кредон. Появление в ее доме Первого маршала Талига мать тоже расценила как признание собственной значимости. Она часами рассуждала о короле, королеве, Первом маршале, кардинале, кансилльере, словно они жили за углом и только и думали, как заслужить одобрение Аглаи Кредон.
Вернувшийся в Олларию граф Крединьи обещал поблагодарить Рокэ Алву за помощь, оказанную семье, находящуюся под его, Крединьи, покровительством. Луиза предпочла бы, чтоб отец этого не делал, хотя разумных объяснений своему нежеланию найти не могла. Возможно, дело было в Герарде, который хочет сам пробить себе дорогу. Сын после встречи со своим кумиром ходил как во сне и каждый вечер подолгу стоял у календаря, высчитывая дни до осени. Мальчик хотел уйти, и она его понимала, как и Селина, хотя девочка будет скучать без брата.
Дочь стала еще более тихой и задумчивой, чем раньше. Иногда она шепталась с Герардом, и Луизе очень хотелось знать, о ком они говорят – о герцоге или о его оруженосце. Арамона больше не появлялся, но Дениза утверждала, что это ничего не значит, и намекала, что неплохо было бы под порогами и всеми окнами зарыть дохлых кошек, предварительно заговорив.
Сама же Луиза о мертвом супруге почти не думала. Вернее, она думала не о нем. Женщина хваталась за любую работу, стараясь выбросить из головы синеглазого герцога, а тот не уходил. Это надо ж додуматься! Старая вдовая уродина и первый красавец королевства, в сравнении с которым король не знатнее лакея! За столько лет можно было бы и отучиться разевать рот на журавлей в небе. Это было глупо в молодости, особенно с ее внешностью и происхождением, а сейчас и вовсе стало чудовищно нелепым.
Вдова капитана Лаик то смеялась над собой, то злилась, но ничего не могла поделать, вновь и вновь вспоминая теплый ветер, ворвавшийся в провонявший холодом и страхом дом, и человека с черно-белой перевязью.
«Сударыня, прошу простить мою навязчивость, у вас в доме не найдется вина?» «Прошу простить»…
Смешно, но она старалась садиться на тот стул, на котором он сидел, и забрала в свою комнату его стакан и пустую бутылку. Если Герард станет офицером, она, может быть, еще раз или два увидит герцога. Дура! Старая влюбленная дура. Уродина, которой нечего делать и которая воображает себе Леворукий знает что! И все равно Луиза Арамона была счастлива, потому что синеглазый кэналлиец существовал на самом деле. Он жил в одном с ней городе, дышал, смеялся, пил вино, любил молодых красавиц, которые не стоили одной-единственной его улыбки, его случайно брошенного взгляда.
Кто-то дернул дверной колокольчик. Дениза в погребе, повар с помощником на рынке, а лакей глуховат. Мать будет злиться, что она ведет себя как служанка, ну и пусть. Луиза отложила шитье и вышла в прихожую. Стоял ясный день, в городе было спокойно, и женщина без лишних слов распахнула дверь.
– Прошу простить мое вторжение, сударыня!
Если бы на пороге стоял сам Создатель, и то Луиза была б потрясена меньше. Ее хватило только на то, чтоб посторониться и пролепетать:
Ознакомительная версия.
