– Ну, же. Пожалуйста.
Юноша повернулся, и Джодах внимательно посмотрел на его лицо. У него были широко раскрытые зеленые глаза, сильная челюсть с поджатыми, нервными губами и веснушки. Темные брови нахмурены от страха, а из-под тугого капюшона свисала рыжевато-каштановая челка.
Просто мальчик, подумал Джодах. Остальные из его команды были солидными учеными и могли смириться с неизбежным – со своим неживым статусом, но он, возможно, будет продолжать задавать вопросы, и ответы могут ему не понравиться.
Кроме того, он казался знакомым.
Джодах наклонил голову и спросил: – Я тебя знаю?
Парень едва не покраснел от неожиданности. Он посмотрел на Джодаха и почти прошептал: – Не знаю. А вы?
Джодах слегка кивнул. Может быть, этот детеныш был из его прошлого, как и седой ученый, встреченный им в первый день. Если Лим-Дул узнает об этом, то без долгих размышлений уничтожит мальчика.
Джодах улыбнулся. – Первые несколько дней это может приводить в замешательство. Просто сосредоточься на работе. Ты здесь именно для этого.
Парень кивнул и сказал: – Ради этого. Да, конечно. Миры и мироходцы.
– Именно так, – сказал Джодах. – Теперь, если хочешь, чтобы от тебя была польза, то от предыдущего ученого осталась куча заметок, которые необходимо свести воедино.
Парень позволил Джодаху отвести себя к большой стопке бумаги и сел с пером, чтобы делать записи. Джодах отправился обратно к своему чтению. Но внезапно он остановился и повернулся обратно к юноше.
Он успел заметить, как голова под тяжелым капюшоном нырнула вниз к предложенному юноше заданию. Джодах расстроено вздохнул и занялся своими делами.
Вечером того же дня, сидя в одиночестве в своей комнате со свежими желтыми цветами в ледяной воде (казалось, что это – единственная послабление для живых растений во всей цитадели), Джодах задавал себе вопрос о надежности вызывающего заклинания, если оно может вызывать к жизни столь смущенных людей как этот мальчик или он сам.
Джодах задумывался о том, почему его вернули к жизни, что именно в нем сделало его бесценным для Лим-Дула. Ему казалось, что он владеет искусством организации, в котором поднаторел, но это не могло быть единственной причиной. В своем предыдущем воплощении, «настоящей» жизни, как он теперь думал о ней, был ли он экспертом по несметному числу миров? Возможно, он был близок к мироходцу, может быть в качестве помощника или родственника? Была ли его работа направлена на оживление застывших воспоминаний?
Или же, как говорил дух Мартона Стромгальда, все случилось из-за того, что он сделал Лим-Дулу что-то особенное и этим заслужил его месть?
Джодах снова резко и глубоко вздохнул и сосредоточился на стоявшей перед ним более важной проблеме – мирах, мироходцах и таинственном бродячем мире.
Мироходцы, скорее всего, являлись воплощением силы и были настолько же далеки от человечества, как люди – от гоблинов. Они видели явления до того, как те происходили, обладали неведомыми знаниями и произносили заклинания, с необычайной легкостью устрашавшие лучших магов. Им нельзя было противопоставить чистую силу, с ними могли успешно соперничать только другие мироходцы, и в живых оставалось мало свидетелей, которые могли рассказать о подобных поединках.
Может быть, мироходцев можно захватить в плен, подумал Джодах. Он уже несколько дней занимался этим вопросом. В записях Мишра, Урза и Лешрак по очереди оказывались плененными в Фирексии (это название, прискорбный мираж его памяти, тоже тронуло глубины его разума). Марит Лейдж предположительно спала в тюрьме на морском дне, хотя Джодах до сих пор не мог установить, была ли она мироходцем или всего лишь неким воплощением силы. Даже при этом не упоминались ни сама природа ее силы, ни способ лишения ее свободы.
Единственным намеком, который Джодах смог обнаружить в своей работе, было отвлечение внимания – мироходцы были настолько могущественны, что единственным способом пленить их было заставить их лишиться бессмертия. Несмотря на божественные возможности (а Джодах был совершенно уверен в том, что многие воплощения богов, обнаруженные им в легендах, действительно были мироходцами), мироходцы в каждый момент времени могут находиться только в одном месте и обладают физическим, пусть и практически неразрушимым, телом. Может быть, если использовать достаточно энергии, то мироходца можно будет убить.
Достаточно энергии. Например, уронить на них гору или другого мироходца. Или разрушить остров. Или, может быть, угрожать чему-нибудь близкому для них.
Может быть, в этом и кроется причина того, почему мироходцы не склонны открывать свое происхождение.
Изучение Осколка и бродячего мира продвигалось несколько лучше. Джодаху было тяжело охватить своим разумом концепцию беспорядка бесконечностей, скопления вселенных, оторванных от большей бесконечности. Действительно, как мироходцы могут мечтать вырваться с Осколка, если и внутри этой вселенной хватает полноценных реальностей? Тем не менее, похоже, именно это и сводило с ума существ, подобных Лешраку.
Согласно древним текстам, Осколок состоял из двенадцати или около того параллельных вселенных. Это стабильное скопление вселенных откололось от всех остальных реальностей в конце Войны Братьев в результате грандиозного взрыва на Арготе. Потом отдельные реальности образовали стабильную конструкцию отдельную от большей части множественной вселенной – бесконечная часть большей бесконечности.
Это было раздражающе знакомым и раздражающе сложным, и Джодах чувствовал, что должен легко все понимать. Вместо этого задача продолжала приводить его в растерянность. В конце концов, он покачал головой и ушел спать. Он думал о мирах, но его преследовало лицо молодого ученого, пока он, в конце концов, не уснул.
В ту ночь Джодаху снились сны. Ему снилась заводная музыкальная шкатулка, увенчанная механическими фигурками, которые вращались друг вокруг друга и центра шкатулки одновременно. Они были сделаны из драгоценных и полудрагоценных камней и, казалось, дразнили его, требовали ответов, которых у него не было. Они двигались вокруг какой-то неведомой Джодаху точки. Разочаровавшись, Джодах во сне катился на шарике, сияющем как белая мана, сквозь непрерывно изменяющееся поле сфер. Шар проходил насквозь через центр и появлялся с другой стороны, но в середине ничего не возникало. Когда его шар проходил мимо, другие фигуры начинали дрожать.
Образ музыкальной шкатулки сохранился в его голове и после пробуждения. Его сны стали поспокойнее после того, как он примирился со своим истинным положением, но этот надолго остался в памяти после пробуждения. Джодах уставился на потолок над кроватью и, в конце концов, кивнул. Он понял.
Если этот Осколок был действительно стабильным, то спасения не будет, потому что каждый угол будет отражаться от остальных, и объекты, движущиеся в любом направлении, вечно будут рикошетировать внутри него. Мироходцы оказались в западне, как фигурки на шкатулке. Замурованные в бесконечно большой шкатулке, но, тем не менее, замурованные.
Но если сквозь поверхность шкатулки пролетит новый камень, все остальные резные фигурки слегка сдвинутся, чтобы приспособиться к нему. Основная схема сохранится, и новоприбывший обретет равновесие и присоединится к самому Осколку.
Или, если он движется достаточно быстро, он пронесется сквозь скопление фигурок и группу миров и вылетит с другой стороны, прихватив с собой все, что окажется в этом бродячем мире.
Утром Джодах свел воедино свои размышления и отправил Лим-Дулу сообщение. Через час появился огромный, громыхающий Чаеска и потребовал, чтобы Джодах собрал свои доказательства и предстал перед некромантом.
Входя, Джодах заметил, что со времени столкновения с Лешраком его господин изменился. Сейчас Лим-Дул сидел на белом костяном троне, подперев голову одной рукой. Утолщения у него на лбу выросли в рога. Это было наказание Лешрака за осознанные Лим-Дулом ошибки. Рога изгибались, словно бараньи, лицо некроманта выглядело болезненным и напряженным из-за их веса, действовавшего на мышцы.
