Громкие аплодисменты и радостные возгласы с трибуны аристократов, счастливые улыбки на лицах участников другой команды, холодный, полный торжества взгляд Зора и мое сердце, пропустившее удар, — мы проиграли. Даже не подумала, что могла бы стоять сейчас на месте победителей. Я уже определила собственное место, и оно точно было не там, где находился Зор Анделино.
— А теперь традиционное напутствие от ректора проигравшей академии и вручение приза победителям.
Я повернула голову, наблюдая, как Амиру подносят большую золотую статуэтку огненной птицы, которую он должен был вручить Зору. Организаторы отдали ее ректору Сенсарро и отступили, ожидая, когда он подойдет к Аделино и публично произнесет поздравительную речь.
Амир взял статуэтку, вышел вперед, и его громкий голос прозвучал над полем:
— Поздравляю команду Академии аристократии с участием в состязаниях. Я всегда готов признать победу достойных соперников, но не в этот раз. Я требую оспорить решение комиссии и пересмотреть итог соревнований с учетом некоторых факторов, указывающих на нарушение правил.
— Ты сам нарушил правила, — возразил Зор. Он быстро шагнул вперед и ловким движением выхватил награду из руки Амира.
Трибуны зашумели, люди вскакивали со своих мест. В этом общем гуле голоса в поддержку Амира сливались с возгласами, требовавшими признать поражение. Наш ректор невозмутимо обвел взглядом зрителей, а я смотрела на статуэтку, которую сжимал Зор. Ректор аристократов не был согласен с пересмотром итогов соревнований. Совершенно неожиданно золотая статуэтка зашевелилась, и Анделино в растерянности разжал ладонь. Над полем прозвучал дружный вздох, когда огненная птица встрепенулась, расправила крылья и быстро взмыла вверх.
— Ваш запрос на пересмотр итогов межакадемических состязаний принят, — прозвучал голос ведущего.
Мы сидели с Амиром в закрытом экипаже друг напротив друга и молчали. Я смотрела в окно, хмуро разглядывая освещенный закатными лучами город. Когда ректор спросил, согласна ли я на встречу с родителями уже сегодня, я ответила утвердительно — просто не видела смысла тянуть. Предчувствия были не самыми радужными, учитывая то, что сегодня я открыто выступила против аристократов, поддержав на соревнованиях виеров.
Ректор сказал, что будет проведено расследование по поводу двух участников, которых намеренно опоили перед испытаниями. Он также предупредил, что меня могут подробно расспросить о видениях в лабиринте, поскольку мое замерзшее практически до смерти тело стало неожиданностью даже для организаторов. Говорить о своих чувствах незнакомым людям очень не хотелось, но я не знала, есть ли другой выход.
Вздохнув, перевела взгляд на Амира и спросила:
— Ментальная магия позволяет слышать мысли человека на расстоянии?
Мужчина оторвался от созерцания города за окном и уточнил:
— О каком чтении мыслей ты спрашиваешь?
— Я слышала вас перед тем, как лишилась сознания. Вы напомнили про кольцо.
— Нет, Виолетта, я не разговаривал с тобой. Я могу услышать носителя кольца или любого человека, у которого есть зачарованный ментальный амулет, только тогда, когда он меня позовет. Для обмена мыслями на расстоянии требуется совершенно иная магия, а вкладывать подобные силы в кольцо старосты просто не имеет смысла.
— Понятно, — коротко ответила я, осознав, что все увиденное было лишь плодом разыгравшейся фантазии.
— Полагаю, — продолжил Амир, — ты до последнего не желала сдаваться, и пусть тело подчинилось, но мозг успел послать сигнал — воспоминание о кольце, и ты смогла активировать его.
— Да, смогла. — Мне вдруг расхотелось продолжать этот разговор, и я сменила тему. — Почему вы решили отвезти меня к родителям, несмотря на то что победитель до сих пор не известен?
— Я обещал пойти к твоим родителям, если ты приложишь усилия к нашей победе, и имел в виду тренировки. Ты не просто справилась с обязанностями тренера и организатора, Летта, но рисковала собой в последнем состязании, когда отправилась туда без амулета, без соответствующей подготовки…
— Я была уверена в собственных силах, поскольку ознакомилась с множеством заданий на эмоциональный контроль, пока подбирала подходящие для тренировки команды, и…
— Видеть и практиковать — разные вещи. Нельзя так рисковать впредь, Летта. Ты это понимаешь?
— Да, — резко ответила я, вновь отворачиваясь к окну, а ректор только вздохнул:
— Значит, не понимаешь. Ни один выигрыш не стоит человеческой жизни. Если бы была возможность, я не пустил бы тебя в лабиринт, но прикосновение к табличке участника не оставило нам иного выбора. Ты ведь теперь ждешь благодарности, а я вновь выговариваю тебе, верно?
— От вас я не жду благодарности, — ответила гордо и совершенно спокойно (так мне, по крайней мере, казалось).
— Виолетта, это действительно был поступок, достойный восхищения, но слишком рискованный.
— Теперь это не имеет значения, и я не вижу смысла обсуждать то, что уже произошло.
Амир молча откинулся на спинку сиденья. Кажется, он тоже не видел смысла в чем-либо меня убеждать.
Это было так удивительно — идти следом за нашим дворецким в хорошо знакомую гостиную на встречу с собственными родителями. Словно я была обычной посетительницей, которую вежливые хозяева согласились принять. Отец сидел в кресле, а Эстер расположилась на диване рядом с маленьким столиком, на котором стояли чашки с чаем и вазочки с печеньем.
— Добрый вечер, Виолетта, — равнодушно поздоровалась мать.
— Добрый вечер. — Я взглянула в сторону отца, который лишь скользнул по мне взглядом, а потом отвернулся к окну. — Позвольте представить вам моего спутника, Амиральда Сенсарро.
Эстер и Роланд ответили на приветствие Амира сдержанным кивком. После мама пригласила нас присесть, а сама разлила чай в тонкие фарфоровые чашки.
Впервые в жизни я чувствовала подобную неловкость. Как будто присутствовала на спектакле и выступала в главной роли, а вокруг двигались заведенные куклы. И дело было вовсе не в четком соблюдении предписанных правил, а в том, что все столь хорошо знакомые мне люди казались слишком отстраненными, будто неживыми, даже Амир вдруг надел маску воспитанного аристократа, так удивительно точно копируя манеру общения моих родителей, что казалось, будто передо мной совершенно другой человек. Ректор отказался от чая и занял предложенное кресло с таким видом, словно каждый день наносил родителям подобные визиты и они ему уже порядком наскучили. Эстер и Роланд выглядели невозмутимо, но я ощущала особенное напряжение, разлившееся в воздухе. На мой взгляд, причина была только одна — дочь привела в дом родителей человека, которого они никогда бы не приняли под своей крышей в иных обстоятельствах. Честно говоря, я уже отвыкла от подобной сдержанности, в последнее время слишком часто позволяла своим эмоциям выплескиваться наружу. Зато сейчас соответствующая маска вернулась на лицо, заставляя повиноваться многолетней привычке — в присутствии родителей всегда вести себя соответственно.
