Такое случалось не раз. Не Емсиль первый и не Емсилю быть последнему. Частенько студенты, не закончив полного обучения, покидали стены университета и отправлялись на заработки, скапливали сумму, достаточную для оплаты одного-двух курсов, и продолжали учебу. А некоторые и не продолжали. Жизнь подхватывала их, как ручей осенние листья, и увлекала, кружа в водоворотах, все дальше и дальше от Аксамалы. На окраинах Сасандры, испытывающих постоянный недостаток в дипломированных ученых, охотно пользовались услугами недоучек. Их нанимали переписчиками и счетоводами, помощниками сборщиков подати и лекарей, учителями к отпрыскам в знатные семейства.
Подобная участь ждала и упрямого барнца. Но декан Тригольм старательного студента (а Емсиль учился истово, недосыпая и недоедая!) решил не выбрасывать на улицу. В университете существовала квота, введенная лет сто назад, на обучение талантливых, но бедных юношей. Кругленькая сумма выделялась казной империи и позволяла не только оплачивать учебу неимущим, но и даже выделять им небольшой пенсион – недостаточный, чтобы кутить, но дающий возможность не протянуть ноги с голодухи.
Теперь Емсиль лишался сразу всего. В защиту учинивших пьяную драку в день тезоименитства матушки императора не выступит ни один декан. Это вам не вольнодумцы, болтовню которых можно списать на молодость и глупость. Это преступление в Сасандре приравнивалось к измене Империи.
Антоло вздохнул:
– Ты… Емсиль, послушай… Прости меня дурака. Я скажу, если будет суд, что сам во всем виноват.
– Да что ты извиняешься? – возмутился не понявший в чем дело Вензольо. – Все участвовали! Мне вон, голову п’обили!
– Совсем бы ее тебе открутить, – мечтательно проговорил т’Гуран. – Человек мечтал лекарем стать! Понимаешь?
– Не понимаю! – затряс головой каматиец.
– Вот ты зачем учился?
– Я? А снежный демон знает зачем! Отец отп’авил…
– Вот видишь. Такие, как ты, только штаны протирают… Да и как я – тоже! – Вельсгундец сокрушенно мотнул головой. – А у человека – мечта!
– Подумаешь, мечта… Подумаешь, лека’ем…
– Заткнулся бы ты, а? – тихонько посоветовал Антоло.
Вензольо обиделся. Вскинул подбородок, отвернулся, пробурчал под нос:
– Я за него, как за друга, а он…
Емсиль молчал, уставившись в пол. Т’Гуран поднял глаза к грязному, заросшему паутиной и мхом потолку – что поделаешь, мол.
Антоло хотелось выругаться, а еще сильнее – засветить самому себе в ухо. Или в глаз. Кулаком, и чтоб изо всех сил, без поддавков. Чтобы искры посыпались и потекли непрошеные слезы. Что ж это за напасть такая? Из-за него один друг погиб, а еще четыре судьбы так изломались, что никакой мастер не починит. И ни один гороскоп из тех, которые они составляли вчера, не предсказывал каторги, позорного столба, нищеты. Или врут все гороскопы?
– У тебя что по гороскопу выходило? – словно подслушал его мысли т’Гуран.
– Успех, победы в сражениях. Я должен свергнуть двух королей и одного возвести на престол, – без утайки отвечал табалец. Стукнул кулаком по колену. – Какая глупость!
– Интересно… А я нагадал себе смерть от огня. А перед этим – великую смуту, скитания и борьбу за власть.
– Смуту и скитания я себе уже представляю… – начал Антоло, но тут громыхнула дверь в тюремном коридоре. Заключенные всполошились. Даже те, кто притворялся спящим, расползлись по темным углам. Разбойники, игравшие в «камни-ножницы-бумагу», притихли и, как показалось, попробовали спрятаться за спинами друг друга. Само собой, ни у кого не получилось, но их тесная компания зашевелилась, словно клубок степных гадюк, проснувшихся после долгой зимы, – обычно эти гады встречают весеннее солнышко в укромном овраге, ловя теплые лучи узорчатыми шкурами.
Гулко отбивая шаг коваными сапогами, мимо решетки прошел стражник. Следом за ним – плотный высокий человек в темной мантии до пят и круглой шапочке на голове.
– Здесь, ваша милость! – пророкотал стражник. – Туточки они. Сидят в уголке, словно мышки. И я – не я, и куча не моя. – Он стукнул дубинкой по решетке. – Эй, студенты! Живо сюда! Кому говорю.
– Не беспокойтесь, любезный! – прервал его до боли знакомый голос.
– Профессор Гольбрайн? – удивленно воскликнул Антоло.
– Я, молодой человек, я, – ответил астролог. – Если вам трудно или отсутствует желание, можете не вставать…
– Нет, почему же? – Т’Гуран вскочил, изысканно поклонился, словно и не в тюрьме вовсе, а на королевском приеме.
Поднялись и Емсиль с Антоло. Вензольо остался сидеть, с вызовом поглядывая на профессора, а Бохтан просто не смог из-за слабости – удары табуретом по голове за одну ночь не проходят.
– У меня поручение от декана Тригольма. – Гольбрайн оглядел их живописную группу, осуждающе покачал головой. – Согласно уложению об Императорском аксамалианском университете тонких наук, студенты, обвиняемые в столь тяжком преступлении, как то, которое совершили вы, молодые люди, отчисляются из состава студентов. Соответствующее распоряжение уже подписано профессором Тригольмом и передано на утверждение ректору университета. Вам все понятно, молодые люди? Есть вопросы, пожелания?
– Вопросы есть, – сказал Антоло.
– Слушаю вас.
– Это Гусь настучал Тригольму?
– Что? Какой Гусь? – возмутился профессор. – Что вы себе позволяете, молодой человек?
– Ну, профессор Носельм… – поправился табалец.
А т’Гуран пояснил:
– Он сидел в борделе, в «Розе Аксамалы», когда мы пришли.
– И смылся, словно его понос прихватил. – Емсиль скрестил руки на груди.
– Ваши подозрения беспочвенны, а обвинения противозаконны! – отчеканил Гольбрайн, едва заметно кивая.
– Ну, так бы и сказали, – развел руками т’Гуран. – А то мы мучаемся с утра.
– Зря иронизируете, молодые люди. – Профессор потер правый ус. – Положение ваше тяжелее, чем может показаться на первый взгляд. Я, конечно, сочувствую, но сделать ничего не в силах… Уж поверьте старику.
– Да мы и не рассчитывали, – пожал плечами Антоло. – Благодарим за сочувствие, мэтр Гольбрайн.
– Не рассчитывали они… – буркнул астролог. – Вы меня очень разочаровали, молодые люди, должен признаться. Очень! Ну, еще от фра Вензольо или фра Летгольма… Кстати, где он?
– Летгольма убили, – мрачно проговорил т’Гуран. – Офицер зарубил мечом.
– Как офицер? Какой офицер? Ах, да! Вы же с гвардейцами подрались…
– Им тоже мало не покажется, – встрял тюремный надзиратель. – Банты перед строем сорвут, а потом выпорют хорошенько! А потом в рядовые без выслуги…
– В рядовые! – хмыкнул Антоло. – Есть разница – каторга или армия?
– Такой, как ты, после месяца в армии на каторгу запросится, – презрительно сплюнул ему под ноги охранник. Повернул голову к Гольбрайну. – Господин профессор, заканчивайте ваше дело, да пошли отсюда. Порядок есть порядок. Начальство прознает – по головке не погладят.
– Хорошо, – кивнул мэтр. – Я хотел сказать, что от вас, фра Емсиль, фра Антоло, фра Гуран, я такого не ожидал. Подобное поведение несовместимо с гордым званием студента Императорского университета.
– Так мы уже вроде как… – развел руками табалец.
– Вот потому вы и «вроде как», – отрезал профессор. – Декан еще может закрыть глаза на посещение студентами трактиров и борделей, но драки, поножовщина, сопротивление страже! Это чересчур.
– Мы поняли, мэтр Гольбрайн, – кивнул т’Гуран. – Не оправдываемся и прощения не просим. Заслуженное наказание примем, как подобает – спокойно и смиренно. Не могли бы вы выполнить одну маленькую просьбу, мэтр Гольбрайн?
– Я? – опешил профессор. – Вашу просьбу?
– Идем отсюда, господин хороший, – начал проявлять признаки нетерпения стражник: переступил с ноги на ногу, поежился.
– Да-да, сейчас… Так какая у вас просьба, фра Гуран?
– Не соблаговолите ли вы, мэтр Гольбрайн, сообщить о моем бедственном положении послу Вельсгундии? Просто сообщить, и все.
– Послу Вельсгундии? Пожалуй, да… Смогу. Будут еще просьбы? – Мэтр обвел глазами бывших студентов.
