Подъехав ближе, Ясень взял у сестры мешок. Поинтересовался:
— Ну как, довольна?
— Ой, ты не представляешь!.. Я дотронулась, и такое сразу тепло, и еще щекочет как будто, только не снаружи, а изнутри, и свет, он ведь тоже не холодный совсем, это только кажется поначалу, а на самом деле он как зимой от печки, волна такая идет, от сердца к животу, а потом…
Она запнулась и покраснела, а Звенка, засмеявшись, сказала:
— Не старайся, все равно не поймет.
— Куда уж мне, — согласился Ясень.
— Поздравил бы сестру, — напомнила Звенка. — Все тебе подсказывать надо.
— Глупый он, — согласилась Пчелка.
— Глупый, зато на лошади, — назидательно сказал Ясень. — А ты пешком топай. Ладно, дома увидимся.
Конь неспешно шел через поле, девушки с завистью смотрели на Звенку, а Ясень беззаботно насвистывал, пока у края стерни их не остановил старый знахарь. Он уже не брызгал слюной, а смотрел даже, кажется, с некоторым сочувствием. Вздохнул и сказал негромко:
— Ты, шельмец, не думай, что тебе это с рук сойдет. Понятно, коли солнце мозгами не наградило, то разговоры без толку. Даже время тратить на тебя не хочу. А только помни, что доиграешься ты, жеребчик, доскачешься. И так тебе тошно станет, что впору головой об стенку стучать, да ведь не поможет, вот в чем беда…
— Учитель, учитель!.. — долговязая Мирка подергала старика за рукав.
— Ну, чего тебе? — рыкнул тот, обернувшись.
— Нам бы, это… Домой бы надо… А то я столько насбирала, что до вечера не управимся. Мешок чуть не лопается…
Знахарь сверкнул на нее глазами, и Мирка испуганно втянула голову в плечи. Казалось, старик сейчас заорет и отвесит ей оплеуху, но он сдержался — только сплюнул в сердцах, развернулся и пошел прочь.
— Спасибо, Мирка, — подмигнул Ясень, — я твой должник.
Девчонка потупилась. Ясень махнул рукой на прощание и пустил коня размеренной рысью. Когда поле с цветами скрылось из виду, Звенка с насмешкой произнесла:
— Ишь ты, на каждом шагу у него поклонницы. Одна другой краше.
— Ты это про Мирку, что ли?
— Ну, а про кого же еще? Как она влюбленными глазами смотрела, прямо хоть картину пиши. Чем тебя не устраивает? Высокая, длинноногая…
— Ревнуешь?
Звенка стукнула его локотком. Ясень засмеялся и обнял ее крепче. Несколько минут они ехали молча, потом Звенка сказала:
— Но ты, и правда, совсем уже… Я, как тебя увидела, аж глазенки протерла. Думала, цветочков нанюхалась и сплю наяву. А старый хрен вообще копыта чуть не откинул. Он тебе припомнит еще. И отцу расскажет, как пить дать…
— Да и тьма бы с ним, — легкомысленно сказал Ясень. — Ярмарка начинается, не забыла? Выберут нас, и жизнь совсем другая пойдет. Сюда возвращаться я точно не собираюсь.
— А если не выберут? — вдруг тихо спросила Звенка.
— То есть как? — он даже поперхнулся от удивления.
— А вот так вот — просто не повезет.
— С чего это вдруг?
— Не знаю, — сказала она с досадой, — только неспокойно мне что-то. Твои дружки, вон, сегодня за околицу ни ногой. Да что там за околицу — из дома носа не кажут. Боятся, что удачи не будет. А ты — прямо к нам на поле. Не страшно деву-судьбу дразнить? Она ведь и обидеться может…
— Да ладно тебе, — поморщился Ясень. — Ерунда все это. То есть, не то чтобы совсем ерунда, а как бы тебе сказать… Ну, дева-судьба, к примеру… Что ей, больше заняться нечем, как за нашим жнивьем смотреть? Ей бы в столице управиться, с принцами да принцессами. Я бы на ее месте в нашу дыру вообще не совался. И вообще, ты же видела, я к полудню все подгадал и потом только на поле заехал…
Звенка обернулась к нему, всмотрелась в лицо и покачала головой недоверчиво.
— И откуда ты взялся на мою голову? Сама иногда не знаю, то ли плакать, то ли смеяться. Или сбежать куда подальше, пока не поздно.
— Поздно, — сказал Ясень, наклоняясь к ее губам. — Никуда ты уже не денешься.
Прохладный ветер норовил забраться за ворот и влажно дышал в лицо, но они не обращали внимания. Серые тучи толпились в небе, отпихивая друг друга и споря, кто уронит на землю первые капли. Птицы, которых утром распугало мерцание, снова пришли в себя, и вороний грай разносился над степью, тревожа сердце. Холмы зябко ежились, как бездомные псы, и линялая шерсть топорщилась на их спинах.
Когда конь уже подошел к домам на окраине, Ясень сказал:
— А насчет ярмарки — это ты зря, серьезно. Выберут, куда они денутся. Если не нас, то кого тогда? Лучше все равно не найдут.
— Скромный ты, — похвалила Звенка.
— За это и ценят, — заметил Ясень.
— Ладно, скромник, вези домой. Пока венок плести, а то не успею.
2
Жеребец нехотя позволил отвести себя в стойло. Ясень ему сочувствовал. Перерожденному коню было скучно в крошечном городишке, где жизнь течет размеренно и спокойно.
— Потерпи, — сказал Ясень, — завтра еще набегаешься.
Конь покосился на него и всхрапнул — как показалось, с изрядной долей иронии. Мол, в сотый раз уже обещаешь, а толку нет.
— Но-но, не наглей.
Ясень шлепнул его по холке, и скакун довольно оскалился. Выглядело это пугающе. Клыки частоколом, костяные шипы на черепе и горящие глаза в полутьме — увидишь такую морду на сон грядущий, кошмары до утра обеспечены.
— Держи, проглот.
Конь ловко поймал вяленую мышиную тушку. Таким, как он, время от времени нужно мясо, чтобы не забывали свою природу. Да и на здоровье, мышку скормить несложно. Уж всяко не сравнить с той морокой, когда он только перерождался…
Ясень вспоминал, как два года назад впервые подсунул жеребенку высушенный фиалковый корень с кусочком мяса. Не от большого ума, естественно. Просто краем уха услышал, что именно так начинают готовить боевых скакунов. Откуда ж ему было знать, что процесс это долгий и кропотливый, требующий, к тому же, присутствия гильдейского мастера, который отличается от обычного конюха, как краснодеревщик от плотника. И фиалковый корень с мясной добавкой — отнюдь не единственное, хоть и обязательное условие. В общем, через пару дней отец обратил внимание, что с жеребенком что-то не так, а когда выяснил, в чем причина, схватился за голову и выдал такой загиб, что даже лошади засмущались.
Ясень тогда подумал, что его просто прибьют на месте. Но отец кое-как сдержался. Вызвал старого знахаря, который с жалостью поглядел на коняшку и сказал, что изменения уже начались, хотя обычно на это требуются недели. А поскольку мастера рядом нет, и контролировать перерождение некому, жеребец околеет, максимум, через день. И единственный способ ему помочь — прикончить сразу, чтобы не мучился.