— Ясно.
Пара мечей притягивала взгляд.
— Посмотреть-то можно?
— Посмотри, — хмыкнула Александра. — Только не покалечься, надежда якудзы.
Она вновь взяла черный меч и протянула его Виктору.
— За ножны берись. Предупреждаю — за рукоятку хватать осторожно. Нажимаешь на мэнуки справа — из рукояти вылетает штырь со стальной двадцатиметровой проволокой, за счет которой вторым нажатием возвращается обратно. Каждое нажатие на мэнуки слева — бесшумный выстрел со стороны клинка сквозь отверстия в цубе. Отверстий два, стало быть, и выстрелов всего два. Потом — довольно сложная перезарядка, но ты освоишься, я в тебя верю. И пули, и штырь пробивают двухмиллиметровую титановую пластину, накрытую сверху бронежилетом пятого уровня защиты[10]. Ножны со снятым кодзири, помимо основного назначения — трубка для дыхания. Они же — духовое ружье. Ближе к рукояти в них спрятаны два многоцелевых кинжала. Кинжалы вставляешь в отверстия ножен с обеих сторон — получаешь двустороннее копье. Это основное. Запомнил?
— Погоди, погоди. А цуба — это…
— Гарда меча. Кодзири — наконечник ножен. Мэнуки — кнопки на рукояти в виде эмблемы школы. Мог бы уж догадаться по тексту.
Виктор, не обращая внимания на ее язвительный тон, осторожно провел пальцем по выдавленным на ножнах иероглифам.
— А это что?
— Отрывок из стихотворения великого ниндзя двенадцатого века Исэ Сабуро, сподвижника не менее великого полководца Ёсицуне Минамото. «Того, кто встанет на пути синоби, не защитят ками и будды». А на другой стороне — девиз гэндзицу-рю, самой древней школы ниндзюцу. «Уважение к противнику — это Путь к совершенству. Освобождение его духа от оков несовершенного тела есть благодарность за возможность опробовать на нем свой удар».
— Сильно! — восхитился Виктор, доставая меч из ножен. — Силен ваш Мастер, крутой девиз нарыл. А как перевести гэндзицу-рю?
— Дословно, пожалуй, школа реального результата. Но европейцу, вероятно, будет ближе что-то типа «реальный уличный бой» или «искусство гарантированной победы». Устраивает?
— А почему гарантированной?
Александра возвела глаза к потолку, типа «достал ты, парень, своими тупыми расспросами», но все же ответила:
— Потому что, когда ниндзя школы гэндзицу-рю брался за заказ, можно было считать, что результат гарантирован. Мастер Ёсимунэ, воссоздавая отделку меча, решил сделать ее в стиле этой древней школы.
— А та пачка ваших ниндзей, что на гранате подорвалась, была той школы… как ее? Гэндзицу-рю? — ехидно поинтересовался Виктор.
— Они были учениками и погибли, выполняя свой долг, — отрезала Александра. — А искусство гарантированной победы — это, скорее всего, легенда. Хотя говорят, что этой школой до сих пор владеет самурайский клан Сагара. Это об адептах гэндзицу-рю сказано: «Они приходят из пустоты и уходят в пустоту, не оставляя следов».
— В смысле «в пустоту из пустоты»?
Александра усмехнулась.
— Говорят, в Средние века ниндзя умели перемещаться в сфере второго внимания — мире, который не видят обычные люди.
Виктор хмыкнул.
— Понятно. Сказки для взрослых дядюшки Кастанеды. Я тут полистал на досуге — такое только по обкурке читать можно. Кстати, просто ради любопытства — а чем те Сагара занимались, владея такой школой и такими способностями?
— Восстанавливали равновесие, — коротко ответила Александра. — Все, Витя, хорош трепаться. То, что мне было поручено, я сделала, а сейчас твое приятное общество начинает меня тяготить. Ба-ай.
Она встала с кровати и направилась к двери. Ее каблуки оставляли в дубовом паркете маленькие дырочки.
— Пока, — несколько растерянно сказал Виктор ей вслед.
Странная тёлка… Только что трахались как сумасшедшие — и вдруг «Ба-ай!», как будто ничего не было…
— А мне-то что делать? — вырвалось у него.
— Собирайся, — бросила через плечо Александра. — Завтра в восемь утра за тобой приедут.
Дверь мягко хлопнула об косяк.
Виктор остался сидеть на кровати с мечом в руках, тупо глядя на прямоугольник входной двери.
— Не, реально — все бабы — су…
Глубокомысленный вывод был прерван резким «шшуххх»!
— Ох ты, ёпт!!!..
Виктор аж подпрыгнул на кровати. Вероятно, он сам не заметил, как рукой нажал на одну из «кнопок» на рукоятке меча. Металлическое навершие рукояти отлетело в сторону, отдачей меч вырвало из руки, и тончайший стальной трос пропорол кожу между большим и указательным пальцами. Кровь хлынула нешуточно.
— От ведь, япона мама! — простонал Виктор, бросаясь на кухню за йодом и бинтами.
И то и другое нашлось в избытке. Спасибо соседу Севе Франкенштейну, натаскал с работы всякой медицинской дребедени, включая полный набор хирургических инструментов. При этом мотивировал он свои противозаконные действия просто: «А чо? Все равно по два месяца зарплату не платят. Хоть хорошему человеку помогу».
Остановив кровь и кое-как намотав на руку бинт, Виктор направился обратно в спальню.
— Вот ведь, блин!
Он чуть не напоролся голой грудью на почти невидимую струну, протянутую через всю комнату. Неизвестно, каким новым порезом могло бы закончиться подобное столкновение, — трос был настолько тонким, что даже при слабом натяжении вполне мог просечь и кожу, и мышцы.
— И на хрена мне такие подарочки? — с возрастающим раздражением произнес Виктор. Потом проследил взглядом направление уходящей в сумрак коридора струны…
— Ну ни фига себе!
Он подошел к входной двери. В трехмиллиметровой стальной пластине, намертво всаженный в нее до середины, торчал ребристый штырь из неизвестного металла.
— И что прикажешь теперь с тобой делать? — задумчиво спросил Виктор. — Дверь за две штуки баксов автогеном взрезать?
Штырь собеседником оказался неважным.
Виктор помедитировал на него с полминуты, потом плюнул и совсем уже собрался было идти спать, оставив это дело на совести тех, кто должен был приехать за ним «завтра в восемь утра», как неожиданно в голову ему пришла одна мысль.
Он вернулся к кровати и осторожно взял в руки донельзя функциональный… как его там по-японски? Ниндзя-то?
Две черные «кнопки», которые Александра назвала мэнуки, находились под оплеткой рукояти. Одна из них была выполнена в форме знакомого дракона, сжимающего в лапе круглую жемчужину. Другая — в виде эмблемы. Черный знак инь-ян, пробитый прямым японским мечом.
Виктор закусил губу.
Воспоминания были слишком свежими. И слишком много сил он приложил для того, чтобы забить их как можно глубже, в самые далекие уголки памяти. И как можно реже доставать их оттуда. Потому что избавиться от них, похоже, было делом безнадежным.