Создатель, надо сказать, недавно являлся Тобиасу во сне, чтобы лично одобрить его деяния. Генерал никому не сказал об этом. Его могли бы обвинить в тщеславии. Броган был вполне доволен тем, что Создатель к нему милостив. Но, конечно, Лунетте он об этом поведал, и она была несказанно поражена. В самом деле, не так уж часто Создатель сам беседует с одним из своих чад.
Увидев, что последний д’харианец перешел на другую сторону улицы, Броган пришпорил коня, и колонна продолжила движение. Ни один из д’харианцев не оглянулся, когда раздался грохот сотен копыт, но только дурак счел бы это беспечностью. Броган дураком не был. Толпа расступилась, пропуская всадников, и они поехали дальше по Королевскому Ряду. Мундиры солдат, охранявших дворцы, были знакомы Брогану. Он узнал сандарийцев, джарийцев и кельтонцев. Галеанцев он не увидел. Должно быть, Орден хорошо справился со своей задачей в Эбиниссии, столице королевства.
Наконец Броган увидел своих соотечественников. Нетерпеливым взмахом руки он послал вперед группу кавалеристов. Они пронеслись мимо меченосцев, копейщиков, знаменщиков и, наконец, самого Брогана. Алые плащи развевались у них за спиной. Под звон подков всадники взлетели по широким ступеням дворца Никобариса. Такой же вычурный, как и другие дворцы на улице, он был украшен стройными колоннами из редкого мрамора, коричневого с белыми прожилками, который добывали в каменоломнях в горах к востоку от Никобариса. Брогану эти колонны казались едва ли не верхом распутства.
Увидев верховых, солдаты регулярной армии, стоящие на часах, отошли в стороны и отсалютовали. Всадники оттеснили их еще дальше, чтобы открыть генералу проход пошире.
Въехав по ступенькам, Броган спешился среди гранитных статуй, изображающих полководцев верхом на лошадях. Швырнув удила посеревшему от страха гвардейцу, он, улыбаясь, оглядел город. Взгляд его упал на дворец Исповедниц, и глаза генерала сверкнули. Сегодня Тобиас Броган пребывал в отличном настроении, а в последнее время подобное расположение духа посещало его крайне редко. Он полной грудью вдохнул прохладный утренний воздух: утро нового дня.
Броган повернулся к гвардейцу, и тот стремительно поклонился.
— Да здравствует король!
Броган поправил плащ.
— Ты слегка опоздал.
Солдат кашлянул и, набиравшись мужества, спросил:
— Сэр?
— Король, — сообщил Броган, поглаживая усы, — оказался не тем, за кого мы, любящие подданные, его принимали. За грехи свои он сожжен. А теперь позаботься о моем коне.
Жестом он подозвал второго гвардейца.
— Скажи поварам, что я голоден. И добавь, что очень не люблю ждать.
Гвардеец, поклонившись, ушел, а Броган перевел взгляд на человека, который еще сидел на коне.
— Гальтеро.
Конь сделал шажок вперед. Алый плащ всадника даже не колыхнулся в безветренном воздухе.
— Возьми половину людей и приведи ее ко мне. Поем, а потом буду ее судить.
Костлявыми пальцами Броган задумчиво погладил футляр, висящий на поясе. Скоро он добавит к своей коллекции самый главный трофей. При этой мысли генерал зловеще ухмыльнулся. Улыбка изогнула старый шрам в углу рта, но не затронула глаз Брогана. Слава основоположника торжества морали будет принадлежать ему.
— Лунетта.
Сестра не сводила глаз с дворца Исповедниц, и ее лохмотья тряслись, потому что она отчаянно чесалась.
— Лунетта!
Она наконец услышала его и вздрогнула.
— Да, господин генерал?
Броган откинул назад алый плащ и поправил пояс, служивший символом его ранга.
— Пойдем-ка со мной, позавтракаем вместе. Нам надо поговорить. Я расскажу тебе сон, который приснился мне прошлой ночью.
Ее глаза восторженно округлились:
— Еще один, господин генерал? Ой, как я хочу услышать! Вы оказываете мне большую честь.
— Вот именно.
Броган пошел через двойные деревянные ворота во внутренние покои дворца. Сестра следовала за ним.
— Нам есть о чем поговорить. Ты ведь будешь внимательно слушать, не так ли, Лунетта?
Сестра шла за ним по пятам.
— Да, господин генерал. Как всегда.
У окна с тяжелой синей драпировкой Броган остановился.
Вынув кинжал, он отрезал от занавеса длинную полосу вместе с золотой канвой. Облизнув губы, Лунетта раскачивалась, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Броган улыбнулся:
— Красотулечка для тебя, Лунетта.
Глаза ее засияли. Она засуетилась, прилаживая полоску ткани то к одному месту, то к другому в поисках лучшего сочетания, и захихикала от удовольствия.
— Спасибо, господин генерал. Она быть очень красивая.
Броган зашагал дальше, и Лунетта поспешила за ним. Вдоль стен висели портреты царственных особ, под ногами шуршали дорогие ковры. Арочные двери были обрамлены позолоченными косяками. Алый плащ отражался в бесчисленных зеркалах.
Слуга в коричнево-белой ливрее, склонившись, указал генералу путь в обеденный зал и сам пошел впереди, то и дело оглядываясь и кланяясь своим спутникам.
Тобиас Броган вряд ли был способен испугать кого-то своим ростом и силой, но прислуга, гвардейцы и полуодетые чиновники, столпившиеся в коридоре, бледнели, завидев его. Его, господина генерала, предводителя Защитников Паствы.
По его слову грешников сжигали, независимо от того, были они нищими или воинами, или знатными господами. Хоть королями.
Сестра Верна как зачарованная смотрела на яркое пламя, которое, извиваясь в танце, разноцветными языками взметалось к небесам. Жар был велик, и, если бы не защитные щиты, огонь наверняка опалил бы людей. Огромное кровавое солнце наполовину выплыло из-за горизонта, затмевая собой погребальный костер. Другие сестры еще всхлипывали, но сестра Верна стояла с сухими глазами. Все слезы она уже выплакала.
Кроме одной сестры и одного мальчика-воспитанника, призванных символически охранять Дворец, и, разумеется, утратившей разум сестры Симоны, которую заперли в пустой комнате, защищенной заклинаниями, весь Дворец Пророков собрался здесь, на холме над Танимурой, — около сотни воспитанников и вдвое больше сестер Света и послушниц. Но несмотря на такое количество людей, каждый чувствовал себя глубоко одиноким и стоял, погрузившись в молитвы. Во время погребальной церемонии, по традиции, все хранили молчание.
После ночного бдения над телами усопших у сестры Верны разламывалась спина. От заката до рассвета обитатели Дворца сообща поддерживали над мертвыми силовой щит и возносили молитвы. При этом по всему городу, не затихая ни на мгновение, гремели барабаны, и к рассвету сестра Верна готова была на всю жизнь возненавидеть этот инструмент.
