Ознакомительная версия.
Примеривались недолго, сцепили руки, а в следующий миг рука Фэйна пошла вниз. Хватка двоих мужчин была такой чудовищной, что между ладонями, наверное, расплющилась бы даже монета. Командир сопротивлялся около полуминуты, а потом сдался. Белокурая Бестия осторожно опустил его руку на планшетку, чтоб не вывихнуть противнику плечо, и отпустил. Взмыленный, встрепанный, Одзэро потер локоть.
– Ну ты даешь… Здоров, черт. – Он фыркнул и вытащил флягу. – Будешь?
Когда за пленником прибыли конвоиры из разведывательной службы, командир «Авлы» попрощался с ним за руку.
– Может, еще увидимся, – ободряюще предположил он.
Белокурая Бестия в этом очень сомневался.
Разведывательная служба пленником почти не заинтересовалась. Было проведено несколько простых допросов, после чего бывшего адепта Серого Ордена отправили в Асгердан, в Центр, в тамошнюю тюрьму Биаль, считающуюся неприступной. Холод охватывал любого, кто просто из любопытства приближался к ее стенам – массивным, нависающим, словно олицетворенный рок, где окошки, и те узенькие, были прорезаны на головокружительной высоте. На вратах Биали, несмотря на всю нежность ее названия, вполне можно было начертать слова «Оставь надежду, всяк сюда входящий».
Тюрьма предназначалась для самых опасных преступников – предполагаемых убийц, насильников, грабителей и террористов. Отсюда либо выходили на городские улицы – если везло с адвокатом и суд выносил оправдательный приговор; либо отправлялись на Звездные каторги – самое страшное место Вселенной, как о нем говорили.
Огромное многоэтажное пространство Биали было поделено на тесные камеры-одиночки. Решетки, замки, глазки и в придачу к ним – сложная магическая система слежения. Узник мог пользоваться всеми необходимыми удобствами, получать передачи и проверенные цензурой письма, читать книги, даже раз в неделю выходить на пятиминутную прогулку в тюремный садик, но все это время он оставался в одиночестве – если не считать, конечно, охранников и адвоката. Ни свиданий, ни даже возможности хотя бы украдкой взглянуть на родных и близких из окошка у него не было. Страшная тюрьма совершенно изолировала его от окружающего мира.
В главной тюрьме Асгердана Бестии понравилось – здесь терпимо и обильно кормили, через день позволяли мыться и стелили на кровать самые настоящие чистые простыни. С тех самых пор, как сотенный отряд Белокурого оказался заперт в форте, ни один из них не жил в таких роскошных условиях. Впрочем, и до того существование воина Ордена представляло собой далеко не курорт. Бестия знал, что его ждет высшая мера наказания, но это заключенного мало беспокоило – за последний десяток лет он привык чувствовать смерть за своей спиной и как-то примирился с нею. На поверку она оказалась совсем не страшной старухой.
Обидно лишь то, что судить его станут за преступления, которых он не совершал. Просто повесят на первого попавшегося «яркого представителя» вину всей организации. А то, что гроссмейстеры Ордена вытворяли самые разнообразные, часто страшные, часто омерзительные вещи, пленник знал. Конечно, знал. Часть этих омерзительных вещей он испробовал на себе. А теперь за них же придется отвечать. Ирония судьбы.
Он не негодовал. Не злился. Не кусал локти. Тогда, отправляя своих ребят по подземным ходам, о существовании которых двенадцать лет никто даже не догадывался, он понимал, на что идет. Он знал, за кого и чем расплатиться. И теперь его грело чувство правильности собственных действий. Бестия не знал, что это чувство называется «чистая совесть». Он не знал, что человеку с чистой совестью и верой в лучшее даже умирать легче.
Заскрежетал замок, едва слышно скрипнули петли, и в камеру вошел охранник. Против устава он дружелюбно подмигнул узнику – молодой отчаянный парень ему нравился – и осторожно поставил на столик поднос с едой.
– Твой ужин, Белобрысый. Картошка, мясо, хлеб, немного сыра.
– Спасибо… – Он подсел к столику. Общительному Бестии было тяжко сидеть в одиночестве, любой ценой хотелось удержать этого пусть тюремщика, но зато настоящего, живого человека, поболтать с ним. – Хорошо тут кормят. И долго собираются переводить на меня продукты?
– Наверняка. – Тюремщик и сам не торопился уходить. – Суд над тобой снова отложили. Расследование затягивается… Да и дело нашумевшее. Сам понимаешь… Кстати, к тебе посетитель. Ты доел?
– Что за посетитель?
– Какие тут могут быть посетители? Адвокат.
– Это у меня-то – адвокат? – изумился Бестия. Он даже жевать перестал.
– У тебя, у тебя. У всех должен быть адвокат. Положено. А что положено, то бери и от окошечка отходи. Ясно? Доедай давай.
Молодой парень торопливо проглотил остаток обеда, хотя обычно предпочитал наслаждаться горячей пищей неторопливо – уж больно любопытно было взглянуть на человека, решившегося защищать того, кого собирались, кажется, объявить самым главным террористом. И это в Асгердане, где закон о суде был весьма своеобразен. Проигравший дело адвокат получал отметку в личное дело, иногда штраф, а иногда и заключение. Зависело от дела, за которое он взялся. Законники Центра полагали, что юрист должен отдавать себе отчет в том, за какое дело он берется и насколько его дело – правое.
А уж дело террориста? Кто решится такого защищать? Обвиняемым, которых считали «безнадежными», давали, как правило, либо юристов-стажеров, либо адвокатов с окончательно испорченным личным делом. Назначенные от суда защитники никакого наказания за проигрыш не несли. Бестия считал, что подобная система абсурдна, но в каждом мире – свои порядки. Ему обещали, что выделят какого-нибудь стажера, который опросит его накануне суда, а тут… Охранник говорил об адвокате. Интересно, он имел в виду дипломированного специалиста? Неужели на адепта Серого Ордена не хватило стажеров?
Снова открылась дверь, и в камеру вошел хорошо одетый мужчина. На вид ему было лет тридцать, держался он уверенно и, войдя, первым делом испытующе взглянул на заключенного. Бестия и сам не понял, почему вытянулся, как перед командиром. У посетителя были быстрые синие глаза – такие, какими они бывают у хороших психологов и просто очень проницательных людей – и коротко подстриженные белые волосы с легким оттенком седины. Рука, которую он протянул бывшему адепту Ордена, казалась слишком узкой для мужчины, но пожатие получилось крепким.
– Добрый день. Меня зовут Мэльдор Мортимер, я буду представлять ваши интересы в суде, если мы, конечно, найдем общий язык. Да вы присядьте, разговор, полагаю, будет долгим. Извините за проскальзывающий в речи официоз. Печать профессии.
– День добрый. – Белокурая Бестия присел на край койки, с любопытством наблюдая, как гость непринужденно оседлывает стул задом наперед – лицом к спинке. – А вы адвокат?
Ознакомительная версия.
