Вместо экспериментов я вплотную засел за книги по Искусству Создателей.
Хотя, помимо тренировок с Карстом и чтения у меня еще было дел по самую макушку. А все потому, что солдат — это человек, привыкший к повышенному уровню адреналина в крови, с пониженным нравственным порогом и меньшим количеством моральных запретов. В нашем случае, ещё и лишённый источника своего адреналинового наркотика — боя. И, кстати говоря, с женщинами тоже не все ладно. Так что если солдата не занять, он очень быстро начинает беситься и вряд ли дело закончится лишь парой зуботычин. Солдат все-таки солдат, а не городской парень-ремесленник. Кровавые драки, массовая поножовщина, унижения… и вот уже нет Легиона, есть гниющая масса. И будь мы обычным воинами, все бы именно так и обстояло, однако Мертвый Легион, он и есть Мертвый Легион. Проблем с дисциплиной у нас не было, то есть ВООБЩЕ не было. За полгода моей службы я еще ни разу не сталкивался с неподчинением или недобросовестно исполненным приказом. Нет, наказания существовали, и по большей части смертельные, но видеть их исполнения мне еще не доводилось, по крайней мере, в нашей части Легиона. И причин этому было несколько. Тут тебе и первоначальный отсев людей, и всеобщее клеймо смертников, и постоянная психобработка от командиров, и само ощущение Легиона. Некое чувство общности, единства, поэтому никому даже в голову не приходило ослушаться или недостаточно добросовестно выполнить приказ. Именно по этим причинам, когда командиры выдумывали многочасовые учения, постройку укреплений, расчистку местности, сооружение ловушек, поголовное обучение Лрак`ару и еще целую массу самых различных вещей. Все это делалось лишь для того, чтобы, во-первых, не дать нам заскучать, а, во-вторых, расслабиться. Поддержание формы — процесс постоянный, его нельзя прерывать, иначе уже через месяц перерыва собственный меч будет чем-то чужеродным и до странности тяжёлым. А дисциплина… наверное, такая она и должна быть в идеале, а как она такой получилась… что же, это еще одна мысль в копилку всех странностей связанных с Мертвым Легионом. И когда-нибудь я эти ответы все равно получу, а пока… учеба.
Интенсивные тренировки могли устраивать только некоторые отмороженные личности. Отмороженные в самом прямо смысле! Они, чтобы не потеть, ведь одежду толком не выстираешь, раздевались до трусов и вот в таком вот состоянии и тренировались. Собственно, к этим личностям относился Карст, Линдгрен и я сам. Больше пары часов, конечно, в таком виде и на таком морозе не попрыгаешь, зато практики в управлении энергией и Лрак`аром просто завались. И, тем не менее, вначале я все равно заболевал, из-за чего приходилось каждый день, едва проснувшись, идти к приставленным к нашей сотне врачам. Лишь через пару недель я, не без помощи все тех же врачей, выделил всю цепочку причин, которые вызывали ту или иную болезнь, после чего слегка перестроил свою иммунную систему под здешние условия. Болеть перестал, но энергозатраты возросли на добрую треть.
Вот в таком вот ключе прошел весь первый месяц нашего пребывания в этих горах. Не фонтан, конечно, но жить можно. Если бы еще не надо было сидеть по пять часов кряду в "секрете", наблюдая за вверенным нам участком ущелья, стало бы совсем хорошо. С другой стороны, сидеть приходилось лишь один раз в несколько дней, так что можно и перетерпеть, да и, опять же, время для "погружения" есть. А под конец месяца к нам пришла "гуляющая сотня", и моей радости не было предела. "Гуляющая сотня" — это не бабы, это сотня попеременно подменяющая другие, чтобы те могли отдохнуть. Уже через два дня после этого мы во всю плескались в одном из местных, горячих озер, и предполагалось, что будем плескать еще дня три. У нас, конечно, в лагеря была сооружена баня, но скорее условная, а тут целые источники. Другими словами, вот оно, счастье! Однако и без ложки дегтя не обошлось. И, кто бы мог подумать, откуда эта самая ложка прилетит. В этот раз отличился Тирм.
На второй день нашего пребывания на озере состоялся оч-чень странный разговор. Странный он был в том смысле, что ответов на прозвучавшие и не прозвучавшие во время него вопросы я вполне мог не узнать до конца своей жизни… какой бы длины она ни оказалась.
В тот вечер, как это неизменно бывает, подобного исхода самого обычного разговора я даже и не предполагал. Как-то так получилось, что Тирм повадился мне рассказывать об Императорской Академии Знаний. Должен заметить, что лишь после его рассказов я начал понимать, почему именно она считается лучшей в мире. Обучение там поставлено просто на немыслимом уровне. Тирм учился на биолога, из-за чего сразу стало понятно, откуда он знает буквально о каждой травинке. Помимо биологии, он еще факультативно обучался военному делу и психологии. Собственно, после того, как Тирм закончил Академию с отличием, он почти десять лет проработал по своей специальности на восточной границе. Изучал новые виды акарнийских монстров в составе ИО, благо, недостатка в материалах не было. Затем случился один неприятный инцидент с дочерью местного аристократа, где инициатором выступил предполагаемый жених этой самой дочери. Здесь я с удивлением узнал, что, несмотря на одну страну, благородные запада и востока отличаются подобно небу и земле. Отец девушки, барон, был совсем не против ее замужества с самым обычным человеком, Тирмом, сыном ремесленника, но вот молодой наследник графа подобного подхода не оценил. Закончилось все закономерно, наследник умер, поэтому Тирма не спасло даже понимание со стороны самого графа и попытки барона выручить будущего зятя. Закон есть закон.
— Я… — странным голосом, таким, какого я у него еще никогда не слышал, начал Тирм, — меня уже забрали, она, Элия, пришла ко мне… был последний вечер, на следующий день меня должны были конвоировать… мы говорили, и она… Знаешь, я в жизни не был так счастлив, как тогда. У меня близнецы… им уже, наверное, больше года…
Тяжко вздохнув, он замолчал, а я себя почувствовал крайне неуютно. В моем представлении буквально выкованный из железа воин прямо на моих глазах превратился в обыкновенного, усталого человека.
— Знаешь, — тогда начал я говорить, прежде чем успел осознать, что именно хочу сказать, — я понимаю тебя и не понимаю. Умом понимаю, а вот чувствами… сердцем нет.
В тот момент я, пожалуй, излишне поддался эмоциям. Меня несколько выбило из колеи поведение Тирма и его доверие, то, как он открыл, что на самом деле у него на сердце. Медленно, часто делая паузы, я начал по чуть-чуть, а затем и все подробнее и подробнее рассказывать о своей жизни. Еще никогда в жизни не делал ничего подобного, только чувствовал, как с каждой минутой мне становилось все легче и легче, сам не знал почему. Тирм слушал не перебивая, как до этого я слушал его, поэтому, разговорившись, я уже не останавливался до самого конца, после чего мы почти час просидели, каждый погруженный в свои мысли. Если бы меня спросили, о чем я думал в тот момент, даже ответить бы не смог. А вот Тирм своими мыслями со мной поделился… чтоб его головой об стену.
