Голос пролетел над бурой прошлогодней травой, покачал голые ветви деревьев и полетел дальше на запад. Он стремился попасть туда - где лежала недоступная земля, которую называли Краем крылатых - состоявшая из высоких, непроходимых холмов и еще более высоких Белых гор. Но что-то незримое вдруг неожиданно вторглось в сухой песчаный вихрь, какое-то порождение неведомой силы, прячущейся далеко на севере и неожиданно пробудившейся от своей долгой, равнодушной дремы. И сейчас это волшебное нечто яростно мчалось наперекор естественному потоку времени и холодному веянию смерти. Голос испуганно замешкался, струсил, и что есть мочи дунул обратно к югу сквозь вершины гор и бурых предгорий, торопясь укрыться в своей родной Пустоши. Голосу стало не по себе, ибо он услышал то - чего уже никогда не рассчитывал услышать, полагая навсегда исчезнувшим из этого мира. Он внезапно различил хлопанье могучих крыльев - наполненных ветром свободы, громогласный рев идущих в бой мантикор и все перекрывающий призыв, выкрикивающий слова древнего пророчества: "Восстаньте, крылатые! Проклятая эпоха закончилась. Легенда стала былью. Наша Звезда - пришла, она уже близко..."
Все-таки, я успела вовремя!..
Церемониальный зал ошибочно называли самым просторным помещением в монастыре, что являлось правдой лишь отчасти. На самом же деле такое впечатление складывалось из-за значительно расширяющих его объем огромных стрельчатых окон - которые никогда не занавешивались и зрительно почти вдвое увеличивали белый квадрат высоких, идеально оштукатуренных стен. В центре зала возвышались украшенные лепниной колонны - по-моему мнению излишне нарядные для в целом строгой, даже аскетичной архитектуры святой обители, но смотревшиеся здесь, как ни странно - вполне уместно. Общую картину важной помпезности дополняли отмытые до зеркально блеска полы, жутко холодные и столь же жутко скользкие.
Увы, я недаром славилась на весь монастырь своей неисправимой неловкостью, подкрепленной тотальным невезением. Опасаясь опоздать на церемонию, я все ускоряла и ускоряла шаги до тех самых пор, пока не перешла на бег, заставляя каблуки своих изношенных башмаков лишь мимолетно соприкасаться со старательно отполированным полом, высекая из него дробную чечетку. Ох, напрасно я так поступила, ведь всем давно известно: в нашем мире только лучшее с хорошим постоянно враждуют, а вот ужасное с плохим - наоборот, уживаются так дружно, что их водой не разольешь. Зря я решила, будто нынешнее утро началось просто плохо... Я себя недооценила!
Поскользнувшись на гладком полу, я шумно плюхнулась на пятую точку - больно ударившись копчиком, проехалась по коридору и, эффектно растворив ногами дверные створки - буквально влетела в Церемониальный зал, едва не вклинившись в ровную шеренгу своих друзей. По ряду сверстников тут же пронеслась волна хихиканья и издевательских перешептываний, включающих все мои наиболее оскорбительные прозвища, начиняя от "растяпа с Пустоши" и заканчивая "горбатой ведьмой". Причем последний эпитет, как обычно, исходил от Ардена. Я обиженно прикусила губу, огромным усилием воли сдерживая так и рвущиеся наружу рыдания, и быстренько отыскала свое место в шеренге претендентов на звание учеников. А впрочем, как не отыскать, ведь я была ниже всех, а поэтому стояла всегда в самом конце, последней - следом за пухлым увальнем Дэннисом. Все остальные дети уже вытянулись в струнку - не смея шевельнуться и, затаив дыхание, ждали появления представителей Гильдий. Стараясь проникнуться важностью момента, я шмыгнула носом и присоединилась к своим товарищам, негромко ворча себе под нос сентенции о том, что фига - чаще всего достающаяся мне в качестве указующего перста судьбы, уже начинает меня изрядно раздражать.
Кроме меня, в этом году стены монастыря покидали еще девять ребят - пять мальчиков и четыре девочки. Первым, как обычно, в шеренге охотников за удачей стоял высоченный будто жердь Бартоломью - здоровяк и забияка, правда, на наше счастье - очень отходчивый по характеру, всегда охотно помогавший всем, кто бы его об этом ни попросил. Рядом, едва уступая ему в росте, непринужденно сложив на груди аристократично скрещенные руки, расположился стройный Арден, на чьих алых губах я заметила хорошо знакомую мне ехидную, насмешливую ухмылку. Общепризнанный лидер, инициатор и зачинщик всех приютских проказ, Арден чаще всего вел себя так, словно сознательно избегал заводить чересчур тесную дружбу с кем бы то ни было, намеренно не впуская нас в свои мысли и сердце. Возможно, причиной тому стало его благородное происхождение, о наличие коего он сам, безусловно, догадался уже давным-давно. И лишь став свидетельницей странного разговора, имевшего место вчера ночью, я начала понимать - насколько предвзято судила ранее о двойственном поведении Ардена. Теперь я совсем иначе взглянула на его обычно загадочные манеры - ведь он крайне редко принимал непосредственное участие в общих играх, предпочитая руководить ими со стороны, еще реже смеялся вместе со всеми, но постоянно поддевал остальных детей, а меня - чаще других. Я грустила и недоумевала, но так и не находила внятную причину столь нелогичного поведения черноглазого красавчика. Арден обладал живым и пытливым умом, буквально на лету схватывая любую доступную ему информацию, а на уроках он сидел не шелохнувшись, всегда умудряясь почерпнуть из лекции больше, чем учитель намеревался или умел сказать. Поддержки у него просили редко, но пару раз я подмечала, что на просьбы он отвечает без тени своего обычного высокомерия, а как-то раз я даже застала его врасплох - подловив старательно помогающим какой-то старухе-нищенке. Он легко нес ее увесистую, до краев наполненную брюквой корзину, участливо поддерживая под локоток свою грязную, неопрятную спутницу. Правда, заметив мой ошеломленный взгляд, Арден сразу же обозвал старуху приставучей блохой, но при этом в его голосе не прозвучало и капли привычного пренебрежения. Наоборот, я умудрилась различить нотку искренней жалости, разительно не вязавшуюся с бранными выражениями, слетающими с его уст. Вобщем, Арден так и остался для меня неразрешимой загадкой...
Обладая отменными мускулами, он - тем не менее, частенько отлынивал от нашей обязательной работы на огороде, всеми правдами и не правдами стараясь увильнуть от унизительной прополки капустных грядок. Красавец насмешливо дергал плечом, пафосно объясняя табуном бегающим за ним девчонка, что слово "работа" - исключительно женского рода, а "отдых" - мужского, после чего совал мне в руки свою тяпку и преспокойно отправлялся бездельничать. Пленившись его чеканным профилем, каштановыми локонами до плеч и задумчивыми черными глазами, опушенными самыми длиннющими в мире ресницами, я дарила Ардену улыбку за улыбкой, но в ответ он лишь сердито хмурился и еще сильнее изощрялся в подначках, ранящих меня в самое сердце. А однажды я не выдержала и, собравшись с духом, отважилась пригласить его на вечернюю прогулку, намереваясь показать садящееся за Алларику солнце, румяное и круглое словно едва испеченный блин. Но Арден одарил меня непонятным, оценивающе-нерешительным взглядом и, прикусив травинку своими белыми как снег зубами, капризно фыркнул:
