Он сорвал пучок листьев и нерешительно сунул в рот. Не свои зубы мешались, попробовать исправить?..
Вторую горсть листьев он просто задержал в руке, и зелень впиталась в кожу.
Хегор пошёл вдоль реки, срывая листья, попавшиеся ягоды. Задержался у колючего куста и выломал себе крючок. При этом поймал несколько небольших шипов, но выдернуть их не успел — утонули в коже.
Интересно, подумалось вдруг. От щуки чешуя, от кустов — шипы, получится ли шипастая чешуя… Эй, убери немедленно!..
Прорастающее на тыльной стороне рук безобразие вновь спряталось под кожу. Вертя в пальцах крючок, чтобы тело не забрало и его, Хегор думал, из чего сделать леску. Ага, волосяная ползучка, очень кстати она здесь растёт… он сорвал плети ползучего растения и сплёл косичкой. Пойдёт.
Хегор привязал крючок. Оглянулся в поисках подходящей наживки. Серая кобылка вовремя прыгнула на камешник, он поймал…
Руки оказались пусты, только нога кузнечика дрыгалась посреди ладони, быстро погружаясь. Ладно. На юге кузнечиков едят, чуть поджарив. Это ж сколько надо съесть, чтоб насытиться?
Кажется, тварь приняла этот довод, идея пожертвовать малым, чтобы получить нечто большее, ей понравилась. Хегор поймал второго и насадил на крючок, выбрал подходящее дерево, зависающее над заводью.
Клюнуло нескоро, первая добыча сорвалась. Вторая тоже бы ушла, если бы Хегор не свалился в воду, вцепившись пальцами. Небольшой елец бился, как ленок. Хегор сдавил его, почти сплющив, выбрался на берег. Раскрыл ладони.
На руках росли те самые чешуйчатые шипы или шипастые чешуйки, это они позволили так ловко ухватить скользкого ельца. Хегор страшно заспешил, выдрал крючок и откусил рыбке голову, проглотил не жуя, чуть ли не целиком заглотил остаток.
Мало, решил, задумчиво облизываясь.
Крючок был в крови и части рыбьих потрохов. Хегор решил, что это сойдёт за наживку и полез на дерево.
К вечеру он поймал с полудесяток рыбок и тут же съедал их с чешуёй и со всеми потрохами. Каждый раз оставлял только маленький кусочек на наживку.
— Ну, ещё ловить или хватит? — Хегор слез с дерева, сунул последнюю в "карман" на груди. Сел у дерева, смотрел, как крючок и леска ушли в ладонь.
Над рекой носилась очумелая мошкара, рыбка выпрыгивала, хватала. Хорошо, меня не кусают, подумал Хегор, чувствуя, как наваливается сытая дрёма.
Её прервал укол.
Хегор подскочил и хлопнул по плечу, размазав комара. Тут же другой сел на колено. Хегор удержал руку, присмотрелся.
Комар попробовал хоботком прочность кожи, нашарил место, воткнул.
И взлетел… попытался взлететь. Хоботок не выдёргивался, а заходил всё глубже, словно кто-то там тянул за него. А потом и сам комар стал погружаться. На поверхности кожи остались только крылья, они позвенели и втянулись внутрь.
Это ты неплохо придумала, тварь, похвалил Хегор и вообразил, что гладит по загривку нечто неопределённое, мохнато-чёрное.
И тварь… да, точно!.. она махнула хвостом, поняв одобрение человека!..
В деревенских избах хищное растение держат в горшках, чтобы ловило мух и комаров. В его семье, правда, такого не было, запах почти всех цветов заставлял его чихать и задыхаться. Сейчас Хегор сам себе напоминал кусачую росянку, жрущую насекомых. Не домашнюю мелкую, а дикую, возросшую на жирном летнем гнусе и способной даже и мышь сожрать запросто.
Он отстранённо наблюдал, как комары уходят под кожу. Интересно, подумал, глядя на блистающие на поверхности кожи крылышки, если меня комары укусят со всех сторон и влипнут, и все сразу замашут крылышками, — смогут ли они меня поднять?..
Он засмеялся, не чувствуя укусов крылатой мелочи. Его тело продолжало питаться теми, кто прилетел питаться им. И рыба в "кармане" почти совсем растворилась.
Тварь отправила ощущение удовольствия. Падаль лучше, сказала она, рыба хуже — приходится прилагать усилия, чтобы её поймать, а тут сиди себе, пища прилетает сама.
Никакой падали, строго сказал Хегор.
Он откинулся назад, опираясь о ствол дерева, и сосредоточился на "лепке". Постепенно ткань ширилась, он определённо наловчился находить общий язык с тварью!.. Так и с игрушками — первую лепишь полдня, а потом уже по десятку за то же время.
Скоро он оказался "одетым" в длинную рубашку. На плечах и боках она прирастала к телу, но это были мелочи. Комары и мошкара отстали, то ли время их вышло, то ли испугались наконец, то ли он перестал их притягивать.
То ли заняться штанами, то ли ещё порыбачить, подумал он, но напряжённая "лепка" не прошла даром — уснул, сидя в неудобной позе.
Проснулся задолго до рассвета. Туман обвивал стволы деревьев, полз по реке, луна, Солнце Мёртвых, светила тускло. В такие ночи хорошо бродить чудовищам Матери Зверей.
Древний страх коснулся Хегора, он засмеялся, мотнул головой. Встал, не чувствуя холода.
— Я здесь самое страшное чудовище, — доверительно поведал реке и туману. — И я пойду бродить в страшной ночи.
Ветер согласно вздохнул, всколыхнул туман. Хегор увидел, что спина, которой он прижимался к стволу, "выела" в коре углубление. Рубашка растворилась бесследно, но стоило ему подумать о ней, как ткань тут же восстановилась, отслоилась от кожи.
— Пошли, чудовище, — буркнул Хегор. — Страшный Пожиратель Деревьев.
Он шёл вдоль реки. Когда идти становилось неудобно, заходил в воду и сплавлялся вниз. Луна то и дело скрывалась за тучами, но Хегор по-прежнему всё видел.
Спать ему не хотелось. И есть пока не хотелось тоже, но он не упускал случая подхватить ягоду с куста, сорвать найденный гриб. Если пища не лезла в рот, он помещал её за пазуху рубахи, и очень скоро биомасса, как называла это тварь, растворялась.
Восход солнца застал его у реки. Хегор сел на камень и принялся за "лепку", и очень скоро на ногах его возникли самые обычные порты.
— Вот так-то лучше, — оценил Хегор, разглядывая своё отражение. — Хоть на человека стал похож…
Он часто разговаривал сам с собой, напоминая, что он человек. Говорил и с тварью, пытаясь понять, как мыслит то, что нашло приют внутри него. К сожалению, оно общалось чаще всего требовательными импульсами типа "хочу жрать!". Вот как сейчас.
Хегор принялся выискивать крючок для рыбалки и увидел змею, выползшую погреться на камни. Прежде чем узнал в ней гадюку, как мысли исчезли, и он бросился на добычу.
И змея, конечно, его ужалила.
Очнулся Хегор нескоро. Солнце вовсю палило с высоты. От гадюки осталась только шкурка, кости и какие-то потроха, видимо, в помутнении сознания он съел всю змею сырой.
Хегор с трудом поднялся. Мир шатался вокруг. Хотелось пить, он зашёл в воду и жадно глотал, а потом уснул прямо в ней, уткнувшись лицом в ил. На спине разомкнулись дыхательные щели.
