Ознакомительная версия.
А что до излучения — так ведь мы и сыновей хотели, не только дочек!
Кровать мы, однако, вовсе не покинули, но с самого начала перенесли в другую комнату, поменьше, посветлее и без прежнего изобилия розовато-мясных тонов. Чтобы, как Зигрид слегка передохнёт, зараз начать ковать на ней новое поколение принцесс и царенков. Что мы с успехом и делали — пока это новое поколение, шесть пар чистых, не начало пищать и вопить изо всех дворцовых покоев и покойцев, лишая нас всякого сна. Тогда мы с королевой решили, что с нас довольно, тем более что седьмая двойня заключала бы в себе дитя номер тринадцать — по примете, несчастливое.
Но вот девочка, которой заменили одного из наших первенцев… Новая Фрейя…
Она была полнейшим счастьем: белокурая, почти седая (волосики, как водится, года через два слегка потемнели), нежно-смугленькая и кареглазая. Мы с самого начала держали ее отдельно ото всех — в просторных и светлых покоях с галереей, куда беспрепятственно проникал западный морской ветер и временами задувал восточный — хвойный, сосновый, целительный для легких. Ни следа болезни не видно на ней было с самого начала, лишь казалась она непривычно тиха для грудного младенца, оторванного от родимой груди.
Однажды весь дворец всполошился: трехмесячная малютка потерялась! К счастью, еще до того, как мы с побратимом до конца озверели и всерьез собрались рубить головы, постельничий догадался глянуть в щель между ложем доверенной няньки и обоями. Снаружи неширокая кровать с трех сторон была обнесена бортиком, как это принято у вестфольдеров, а четвертой стороной вроде бы плотно прилегала к стене… Так вот, постель, оказывается, слегка отодвинулась, и щуплое дитя мягко соскользнуло вниз со всеми своими оболочками. И на протяжении долгой, крикливой битвы народов продолжало безмятежно — во все завертки — спать…
Еще был случай, когда наша Фрей опять надолго пропала. Оказалось, что детки прислужников перетащили ее, опять-таки сладко спящую, к себе в комнату для игр и раскутали до самой последней рубашонки. Чтобы убедиться, как они потом оправдывались, что юные рутенки устроены так же, как и вертдомки, а благородная плоть ни в чём не отлична от вахлацкой. Поскольку в научной дискуссии наравне с девицами четырех-пяти лет принимали участие и мальчишки гораздо их старше, я тотчас же распорядился выдать им всем на конюшне по хорошей порции горячительного. Без малейшего душевного трепета и без оглядки на модную в то время либерально-демократическую педагогику. Подумаешь, эротичное чувство от сего пробудится — да что в нем, собственно, плохого? И что стыдно перед людьми покажется… тоже полная чушь. От засранных инфантой пеленок нос воротить не позор им было? Хоть бы кто из них помог родной мамочке мою детку перепеленать — сразу бы все интимные вопросы исчерпались.
Вот и вышло как вышло.
Хотя нежный возраст паскудников я учел и вообще приказал более того страху на них всех нагнать.
Так, значит, и росла наша отрада, наша подарёнка, как говорили среди дворовых, наша юная царевна.
В год она пошла — от дверцы буфета к дверце шкафа с посудными полотенцами и салфетками, от шкафа — к корзине для белья, по дороге наводя в них свой порядок. В полтора — побежала. В два с половиной Фрейя летала по коридорам дворца как вихрь, увлекая за собой всё малолетнее население: мальчишек и пажей, девчонок и барышень, а также неисчислимое множество борзых щенков и бойцовых котят. Лунные волосы, которые давно спускались ниже плеч, развевались сзади наподобие крыльев, ножки бойко топотали по паркету кавалерского крыла и широким доскам лакейского.
И все ее любили — как люди, так и звери. На псарне и конюшне, в каморе, где жили сокольники со своими ручными кречетами и ястребами, — везде она была своя и нигде ничего не боялась.
— Наверное, будь при дворе единорог — и тот бы ходил за ней по пятам, роняя свои яблоки, — ворчала моя Зигрид, отлавливая дитятко и водворяя на место. — Не дворянка — серветка. А ты ей потакаешь, как все прочие мужчины.
— Я хочу, чтобы она знала все сословия, — говорил я. — И умела говорить на всех наречиях: и благородном, и подлом, и зверином.
Да. И еще петь, самую только малость фальшивя, — как сразу же после того, как ее научили распознавать цвета радуги, преломив ясный день через кристаллическую призму, и она сложила первую свою, наивную песенку:
Ах, каждый день круговорот,
Мозги сверлит коловорот,
В висках скребется тать;
Фазан под кустиком сидит
И за охотником следит:
Что тот желает знать?
Где тот фазан, где белый свет,
Что, предрешив парад планет,
Рассемерился вспять?
С планет всех шкурку ободрав,
На призму радугу поймав,
Ее на дольки разделив —
Без яблок мы опять!
Да уж, чего скрывать, я ее любил. И мой стальной братец Бьёрн — тоже. Куда больше всех прочих. Куда больше, чем моего первого мальчишку, смуглого, рыжего и горластого, как все юные отродья Хельмутова семени, тощего, вертлявого и носатого в любимую мамочку, да к тому же озорного, как все адовы чертенята вместе взятые.
Хм… Сие пространное описание доказывает, что я его как раз обожаю. До сих пор. Вельми незаслуженно, кстати.
Потому что не одну проказу приходилось ему спускать — изредка вместе со шкурой.
Только не думайте, что я такой домашний тиран. Простой король-администратор, однако. Свое королевское достоинство надеваю на себя только по парадным дням и в честь знаменательных дат.
И проявил свою фамильную свирепость лишь однажды.
Казус был не то что совсем уж возмутительный, однако препаскудного свойства.
Надо заметить, что играли наши младшенькие без разбора титулов. Это пока старшие на них внимания не обращают, а когда время придет — свои взрослые костюмные роли исполняют как нельзя исправнее.
Вот девочки однажды пригрели несчастного, до ушей замурзанного котенка. Видимо, собаки подрали или с дерева неловко сверзился — весь задик ему как стесало. Даже не сказать было, какого он пола. Вымыли, от дерьма и гноя почистили, как могли, ну и ожил он, конечно, замурчал даже. Только вот беда: внутрь одну воду принимает. Да и с той рвет беднягу.
Оттого и парни бестолковые придумали его пожалеть на свой лад. Решили в отсутствие нянек придушить по-быстрому, чтобы не мучился. Слава Всевышнему, девочки объявились и сугубым ревом это занятие пресекли. Драка получилась, тем не менее, зубодробительная и на весь двор. Королевский.
Вот мне и пришлось вмешаться лично.
Ознакомительная версия.
