Кейн сидел у огня, пил слишком много эля и угрюмо слушал менестреля. Альбинос устроился в тени потолочных балок, как обычно извлекая из своей лютни диковинные мотивы и время от времени подпевая этим редким произведениям ушедшего гения. Он необыкновенный человек, размышлял Кейн, его исполнение и репертуар являли поразительную восприимчивость и мастерство. Он задумался, что заставило Эвинголиса связаться с таким неотесанным мужланом, как Тройлин, — возможно, что-то в прошлом менестреля препятствовало тому, чтобы его оценили более богатые покровители искусств из южных стран.
Аромат нежных духов и сверкание бледно-золотых волос в теплом свете огня: рядом с ним у очага села Бринанин. Кейн вспомнил, как впервые увидел ее лицо. Лишь несколько дней назад он был близок к тому, чтобы замерзнуть до смерти в снежную бурю. Время не имело значения для Кейна. Дюжина лет или столько же минут — стоило им оказаться в прошлом, и они вспоминались Кейну одинаково. Столетие назад или сегодня утром мчался он по северным пустошам и как долго? Какая разница, раз это прошлое, и оно уже позади. Его жизнь была только мгновением «сейчас», балансирующим между миновавшими веками и неведомым, неизмеримым будущим. На секунду он почувствовал головокружение, когда его разум завис над этой пропастью времени.
— Я не могла уснуть со всеми этими мыслями, поэтому пришла к огню. Здесь уютнее, — сказала ему Бринанин, чувствуя необходимость как-то объяснить свое присутствие рядом с ним.
Кейн пошевелился.
— Эта ночь полна призраков. В воздухе висит напряжение, словно перед битвой. Смерть рыщет поблизости, и человеку не уснуть, потому что он знает: через несколько часов может погрузиться в вечный сон. Хочешь немного эля, чтобы разогнать мрачные мысли?
Она кивнула, и Кейн поднялся налить ей кружку.
Она приняла ее с легкой улыбкой, пытаясь разобраться в своих чувствах к нему. Он был таким необычным — огромный и жестокий, совершенное орудие убийства, она это чувствовала. Но он был обходителен в речах и поведении — и намного более образован, чем любой другой человек, которого она знала, совсем не такой, как ученые ископаемые и жеманные хлыщи, которые встречались при дворе. В этом могучем чужестранце таилось много противоречий, она не могла угадать ни его национальность, ни его возраст. Он казался таким отстраненным и одиноким. Он вызывал у нее такую же необъяснимую дрожь, как некоторые диковинные песни Эвинголиса.
— Ты никогда не называешь своего собеседника по имени, — заметила она.
Кейн одарил ее одним из своих загадочных пронзительных взглядов.
— Да, — согласился он. — Думаю, что так.
— Бринанин, — мягко напомнила она.
— Бринанин.
В тишине они сидели у огня и слушали песню менестреля.
Я ясно увидел ее в холодном тихом зимнем свете,
Ее теплоту в сиянии этой волшебной хрустальной ночи.
И любовь, которую я почувствовал, осталась невысказанной,
Ее вечная теплота, один застывший миг,
Навсегда заключенный в огромный янтарь.
Но на то, что я почувствовал, ответить я не мог:
Этот миг растаял в кристальной буре.
Напрасно я зову, глядя сквозь прошедшее,
Былые чувства — застывший узор времени.
А миг прошел, теперь утрачен он в этой карусели -
Расколотые крылья отражений былого -
Воспоминания о зиме моей души.
Голос менестреля смолк; последний аккорд отзвучал. Он тихо оставил зал двоим сидевшим у огня. В дальнем углу комнаты несколько сонных слуг играли в кости.
— Откуда он взялся? — прервал молчание Кейн. Бринанин пошевелилась в кресле. Песня менестреля убаюкала ее.
— Он пришел к нам прошлым летом. Явился откуда-то с юга, как мне кажется. Он никогда ничего не рассказывает о своем прошлом. Пожил при дворе в Каррасале, потом искал покровительства моего отца. Мы были рады этому: другие предлагали ему больше денег, чем мы могли бы. Он иногда говорит о кое-каких далеких местах, в которых побывал, и большинство его песен никто не может понять. Я думаю, он просто бродит по свету в свое удовольствие.
Должно быть, это здорово — отправиться туда, где ты никогда не был. Мы в Каррасале мало путешествуем. Отец всегда говорит, что нельзя управлять поместьем издалека, к тому же путешествия бывают опасны. Хотя однажды мы отправились в Энсельджос, чтобы посмотреть на коронацию Уинстона.
Они немного поговорили о разных вещах — их разговоры сменялись долгим молчанием. Через какое-то время Кейн взглянул на нее и увидел, что она спит. Ему не хотелось тревожить ее, но в то же время он знал, что нельзя оставить девушку одну в огромном зале, когда смерть бродит рядом. Поэтому он взял ее на руки и понес вверх по широкой лестнице в ее комнату, дверь в которую вела с балкончика, расположенного недалеко от очага.
Она пошевелилась во сне, но не пробудилась. На ее тонких губах появилась полуулыбка. Она была нежной и теплой в своем меховом одеянии. Неся ее, Кейн почувствовал, как в нем просыпаются чувства, которых он не испытывал много лет. Может быть, это любовь, но он не мог припомнить, какой она была.
Вернувшись в зал, он снова уселся у огня. Но чары рассеялись. Сейчас он был странно обеспокоен, ему надоело размышлять о прошлом в свете камина. Выпив еще кружку эля, Кейн поднялся, пристегнул меч и сказал нескольким оставшимся слугам, что собирается пройтись и посмотреть, как дела в замке.
Коридоры были длинными и темными, их тишина лишь отчасти нарушалась мягкой поступью Кейна. Он медленно шел по холодным камням, держа ладонь на рукояти меча и внимательно вглядываясь в каждую тень. В полутемном коридоре страх разливался, как вода, и в каждой тени таилась смерть. Души погибших жуткой смертью танцевали перед ним, хихикая и болтая, насмешливо показывая пальцами на одинокого человека, который надеялся предотвратить ужасную судьбу остальных. Свет факелов не мог разогнать ни холод, ни мрак.
Слабые порывы ветра неведомо откуда, влажное дыхание призраков играли с волосами на затылке Кейна. Внезапный топот раздавался по временам, заставляя оборачиваться и всматриваться в коридор, который он только что миновал, — затем еще раз оборачиваться, когда призрачные звуки снова дразнили его. Ничего не было видно. Даже когда Кейн останавливался надолго и прислушивался или возвращался назад по тем же камням. Даже его глаза ничего не видели. Он осознал, что его ощущения играют с ним злые шутки, и постарался взять себя в руки, поскольку знал, что должен сохранять бдительность и здравый смысл в эту заколдованную ночь. Ведь может оказаться, что в одной из теней скрывается вовсе не призрачная угроза.
Внезапно он остановился, оглядываясь с особым вниманием. Потом наклонился и коснулся пальцем пятна, уже зная, что это свежая кровь. Он напряг глаза в неверном свете факелов. Обычный человеческий взгляд, скорее всего, не заметил бы этого, но Кейн разглядел на камнях едва видимый кровавый след. Держа меч наготове, он направился по следу, тщательно вслушиваясь и вглядываясь, чтобы не угодить в засаду.
