Не тратя ни секунды на размышления, Уэссекс легко и неслышно помчался обратно к дому. Он старался не попадать в пятна света, льющегося из окон и дверных проемов, и двигался вдоль дома, пока не добрался до боковой двери, ведущей в комнаты прислуги. Один хороший пинок по двери, — Уэссекс, правда, сильно пожалел, что не мог надеть в этот поход вместо бальных туфель свои охотничьи сапоги, — и проход был свободен. Логично было бы ожидать, что в самый разгар вечеринки в подсобных помещениях будет царить суматоха, — но кухня, на которой оказался Уэссекс, была совершенно пустынна. Перевернутая бутылка вина, из которой все еще падали капля за каплей в бордовую лужицу, растекавшуюся по полу, свидетельствовала, насколько поспешным был исход здешних обитателей. Похоже, догадка подполья была верна: даже если у Красных Жаков и вправду есть свой шпион на каждой французской кухне, у каждой французской кухни есть свой способ загодя узнать о приближении Жакерии.
Затем на лестнице загрохотали пролетарские башмаки. Взгляд Уэссекса упал на дверь, обитую грубой зеленой байкой. Эта дверь отделяла помещения прислуги от обитых изящной, дамасской тканью гостиных мадам принцессы. Ближайшим предметом меблировки оказался огромный дубовый шкаф. Уэссекс подскочил к нему и принялся двигать его, до предела напрягая все мышцы. Массивный шкаф медленно начал отползать от стены. Послышалось дребезжание тарелок. Дубовый шкаф неспешно скользнул вперед — как раз в то самое мгновение, когда кухонная дверь начала открываться внутрь. Уэссекс вложил все силы в последний отчаянный рывок, и шкаф покачнулся, накренился… и изящно рухнул вперед под музыкальный звон бьющейся посуды. За дверью раздался взрыв проклятий. Уэссекс не преминул ответить от всей души, используя еще более грубые образчики уличного жаргона. Из-за забаррикадированной двери донеслись яростные удары. Эти звуки вызвали у Уэссекса легкую улыбку. Теперь оставалось лишь надеяться, что покойный мистер Грийо не солгал, говоря о местонахождении де Моррисси, — ведь Уэссекс только что перекрыл прямой путь, соединявший кухню с прочими частями дома.
Впрочем, кажется, хоть в этом на Грийо можно было положиться: капитан армии его величества Эйвери Ричард Харриман де Моррисси, лишь недавно выбравшийся из Вердена, лежал ничком на соломенном тюфяке в кладовке дворецкого, упакованный, словно подарочный рождественский гусь. Плачевное состояние одежды капитана красноречиво свидетельствовало, что взять его в плен оказалось весьма и весьма непросто. Когда же де Моррисси завидел герцога, лицо его побагровело.
— Уважаемый, — произнес Уэссекс, растягивая слова, — умоляю: когда я вас освобожу, направьте свой боевой пыл на наших общих врагов. Я — Уэссекс. Мы должны были встретиться с вами сегодня вечером — правда, в несколько иной обстановке.
— Нужно предупредить короля! — выдохнул де Моррисси, как только Уэссекс избавил его от кляпа. — Здесь заговор!
— Тут одни сплошные заговоры, — рассеянно пробормотал Уэссекс. Он трудился над веревками: де Моррисси был связан по рукам и ногам, причем настолько туго, что Уэссекс не решался пустить в ход свой крохотный ножичек, а узлы были затянуты накрепко. А Жакам, несомненно, потребуется не так уж много времени, чтобы сообразить, что у кухни два входа.
— Сен-Лазара собираются убить! — выпалил де Моррисси. — В Англии — и убийца уже в пути!
— Кто? — мгновенно подобравшись, спросил Уэссекс. Виктор Сен-Лазар, француз-изгнанник и способный придворный, являлся, похоже, единственным человеком, кому было под силу удержать от распада погрязшую в бессмысленных дрязгах французскую роялистскую фракцию. Потеря Сен-Лазара, заставляющего многочисленные роялистские группировки объединенными усилиями поддерживать военные усилия Англии нанесла бы сокрушительный удар по надеждам короля Генриха, мечтающего при поддержке контрреволюционеров вернуть на французский трон представителя законной династии Бурбонов. Убийство этого человека явилось бы грандиозным успехом республиканцев; по стране прокатилась бы такая волна террора, какой не бывало с тех самых пор, как стало известно, что Корсиканский Зверь способен теперь дотянуться и до самой Англии.
— Не знаю. Курьер, которого мы перехватили, знал только, что Сен-Лазара собираются убить шестнадцатого жерминаля.
— В «Газетте» писали, что до тех пор, пока не возобновятся заседания парламента, Сен-Лазар будет находиться в гостях у маркизы Роксбари. Значит, туда и направится убийца. Если нам почему-либо придется расстаться, любой ценой доставьте в Англию эти известия, — быстро произнес Уэссекс. Шестнадцатое жерминаля революционного календаря соответствовало двадцатому апреля по календарю, принятому во всем цивилизованном мире. То есть убийство должно произойти через восемь дней. Чтобы добраться до Лондона вовремя и передать предупреждение, понадобится сверхчеловеческая удача и нечеловеческая скорость.
Последний узел ослаб под искусными пальцами Уэссекса в тот самый момент, как кухонная дверь, выходящая в сад, вылетела с громким треском. Де Моррисси скатился с тюфяка и распрямил затекшие руки и ноги: молодой Джон Буль[6] в расцвете мужских сил. Он улыбнулся, сверкнув в полумраке белоснежными зубами:
— Можете положиться на меня, сэр!
А потом им стало не до разговоров. Первый Красный Жак, возникший в дверном проеме, получил пулю в горло из маленького пистолетика Уэссекса и осел на пол, содрогаясь в конвульсиях. Де Моррисси выхватил из рук убитого дубинку — признак должности — и воспользовался ею, чтобы покрепче врезать в челюсть следующему противнику, а затем присоединился к Уэссексу, вооружившись не только дубинкой, но и пистолетом наподобие герцогского.
— Ну, кто еще хочет умереть? — обратился Уэссекс к троим новым противникам. В голосе его звучало самое искреннее любопытство. Похоже, никто из них не горел желанием дать ответ на этот вопрос.
Краем глаза Уэссекс заметил, как де Моррисси выскользнул через кухонную дверь. И это было в общем-то неплохо — не считая того, что в растрепанном виде и при полном отсутствии каких бы то ни было документов его в самое ближайшее время схватит какой-нибудь член Комитета гражданской безопасности: они постоянно рыщут по городу, прочесывая его с неусыпной бдительностью. А де Моррисси не знает ни слова по-французски. Из-за света, исходящего от печи, красные шапки Жаков приобрели еще более кровавый оттенок. Угрожающе помахивая позаимствованным оружием, Уэссекс вынудил противников пятиться, пока они не сбились в беспорядочную толпу около печи. Жаки неуверенно переминались: их гипнотизировала чернота пистолетного дула. Но в действительности преимущество было на их стороне, и вскоре они должны были это осознать.
