— Конечно, — сказал Каскет.
— Пожалуйста, присаживайтесь, — пригласил дракон. Каскет сел на одну из скамей. Нибур уселся напротив.
— Чем могу? — осведомился он.
— Видите ли, — начал Каскет, — благодаря некоторому стечению обстоятельств, которое вряд ли можно назвать благоприятным, я послан исполнить одно поручение или даже приказ. Некий король расположенного здесь неподалеку городишка просит вернуть ему его дочь.
— Ах да, — задумался дракон. — Было у меня тут недавно…
— Я могу хотя бы увидеть ее? — спросил Каскет, с сомнением поглядывая на котелок с варящимися ногами.
— Да вот она, — махнул рукой Нибур на сжавшуюся в углу девушку.
— Ах, эта! — Каскет тоже посмотрел туда: девушка была очень непривлекательна в своем рубище и вовсе не походила на прежнюю красавицу-принцессу. — А это кто? — показал он на мужчину.
— Да это так, мой ужин, — бросил дракон. — Не обращайте внимания.
— Понятно. Вернемся к нашему делу. Могу ли я — если, конечно, это не покажется вам дерзостью, — могу ли я забрать принцессу отсюда?
— Конечно, конечно, — тотчас же согласился дракон.
— Но как же… — пораженно начал Каскет, не надеявшийся на такое скорое согласие и ожидавший, что дракон будет ломаться и заставлять себя упрашивать. — Как же я…
— А я, собственно, уже с ней натешился, — озорно подмигнул Нибур. — А чего еще надо от такой молоденькой девушки? Пропитания у меня хватает, соседи хорошие.
Каскет подмигнул ему в ответ, и они засмеялись. Вскоре они уже сидели за одним столом, пили великолепное вино из погребов дракона и дружески разговаривали. Гостеприимный дракон предложил было Каскету немного содержимого из своего котелка, но тот вежливо отказался, сославшись на неизбывные человеческие предрассудки.
— Мой отец, — сказал на это Нибур, — умел готовить прекрасный хаш из человеческих ног. Причем чем моложе ножки, тем лучше, — тогда они хорошо провариваются. Он и меня научил. И, можете себе представить, готовить хаш очень легко, ножки почти не нужно опаливать, и навара с них много. Вот только выбирать надо уметь, ха-ха-ха!
— Ха-ха-ха!
— Ну, как она? — спросил потом Каскет шепотом, нагнувшись к уху Нибура и кивая в сторону Ситы.
— Ничего, ничего, — скорчил равнодушную мину дракон. — Правда, не знает некоторых простейших вещей, но все искупается богатым воображением и живейшим восприятием.
— Ха-ха!
Расстались они совершенными друзьями. Каскет и Сита вышли из пещеры, Нибур сердечно с ними попрощался, причем у девушки это не вызвало никакого отклика, и Каскет повел ее через лес. Осмотрев принцессу внимательнее, он нашел, что в целом материал недурен и даже лохмотья не могут обезобразить отличной фигуры девушки. Выбрав кусты погуще, он увлек ее туда и здесь немного поучил искусству любви. Девушка не сопротивлялась. Вообще-то после драконова флирта с ее рассудком что-то случилось, и Сита была явно не в себе. Выйдя из леса и доведя девушку до берега моря, Каскет указал ей направление, где, по его мнению, находился Ригемел, а сам пошел в противоположную сторону. Сита безучастно побрела по морскому берегу, но потом вдруг заинтересовалась камешками, отполированными волнами, и, наклонившись, стала собирать их в подол своего платья.
Солнца не было. Спустя некоторое время Каскету встретился некто прозванием Саошьянт, могучий витязь в круглом шлеме верхом на быке. С востока на небо накатывалась тьма — по всем признакам, наступала ночь. Возле глубокого озера с крутыми обрывистыми берегами возвышался храм какого-то бога, имя которого Каскет позабыл. Он предложил Саошьянту переночевать в храме, на что тот согласился.
Храм был большой и неотапливаемый, людей в нем давно не было. Огромные идолы пялились на них со стен, а с пола глазели идолы поменьше — деревянные антропоморфные статуэтки в разных неприличных позах. Саошьянт был раздумчивый человек. Он сказал:
— В этом храме нет души. Его боги мертвы. Следовательно, их нет. Когда мир будет валиться в бездну, а святые праведники воспрянут к жизни, этот храм так и будет оставаться мертвым.
— Ты прав, — сказал Каскет. Он собрал деревянные статуэтки с полу, навалил их в кучу и поджег, потому что было холодно. — Душа храма — в вере. Если же нет человека, нет и веры. А в этом храме отродясь не бывало людей. Чем ты занимаешься?
— Чиню суд, — ответил тот.
— Неплохое занятие. А что потом?
— Потом воскресают праведники. Сомневаюсь, что в этом месте есть могилы праведников. Долго спорили, как вообще отличить праведного человека от неправедного. И ничего не решили. Вот, смотри!
Он подошел к своему быку и ударом меча отсек ему голову. Потом он не спеша разделал его и начал жарить мясо на костре из статуэток богов. Пока он этим занимался, в храм ворвалось двое старцев почтенного вида с глазами, лучащимися благодатью, и белыми бородами.
— Искупительная жертва быка, — произнес Саошьянт, обращаясь к Каскету, — воскрешает усопших праведников. В этих местах их всего двое. Это уже много. Мир вам, старцы праведные!
— И тебе мир, Саошьянт!
— Мир и тебе, Саошьянт!
Каскет зачерпнул немного крови, текущей из перерезанной шеи быка, и окропил ею старцев. Те вмиг исчезли, устпив свое место коричневым скелетам на полу.
— Ну зачем ты так? — укоризненно бросил Саошьянт через плечо. — Зачем ты лишил их праведности?
— Они лгали, — спокойно пояснил Каскет. — Праведного человека не бывает. Человек бывает лишь бредущий — сам не зная куда. Саошьянт несколько раз кивнул головой.
— Давай есть, — сказал он, и они стали есть поджаренное мясо быка и пить вино из фляжки Саошьянта. Закончив есть, Саошьянт оживил быка и, выйдя из храма, привязал его у входа. Было уже совсем темно. Звук висел в воздухе — плотный, как полог.
Вернувшись, Саошьянт постоял в раздумье.
— Ничего не понимаю, — пробормотал он. — Ничего. Ты что-нибудь понимаешь, Каскет?
— А ничего не надо понимать, — отозвался Каскет, грызущий большую кость. — Зачем понимать? Вот представь: кто-то все понимает. Ты его спрашиваешь: слушай, а это как? Он тебе: так и так. Ты ему: а вот — это? Он снова: так и так-де. Все понимает. Все. Скучно это. Противно. Лучше ничего не понимать. Жить.
— Ты хорошо объясняешь, — кивнул Саошьянт. — Разумно. Объясни тогда: я — Саошьянт. Вот мой меч, им я должен истреблять носителей зла. Вон бык, его жертва воскрешает праведников. Где же суд? Суд — я? Объясни мне это, Каскет! Каскет отложил кость в сторону и задумался.
— Нет, — сказал он наконец. — Ты — не суд, Саошьянт. Суд — это какое-то место, престол, херувимы, огненная река… Нет, ты не суд, Саошьянт.
— Я так и думал, — удовлетворенно ответил тот. — Сомнения одолели. Вопросы стали возникать. Так, значит, я не судия, Каскет?
